Фото М. Львовски
— Александр Шалвович, отлично выглядите! Вашей физической форме, наверное, многие молодые актеры завидуют. Как ее поддерживаете?
— Спасибо. На тренажеры не хожу и на зарядку по утрам никогда не бегаю Я живчик по натуре. Неспокойный я человек, в жизни бегаю. И еще по средам у меня футбол возле дома: шесть на шесть с ребятами играем. Хотя это очень непросто из-за боли — ног не чувствую, по колено можно себя проткнуть. У меня же полиартрит лет сорок уже. Спасаюсь футболом. Первые пять минут думаю, что смерть рядом — за мячом еле-еле, а потом разбегаешься, азарт почувствуешь и лысиной своей по три гола, бывает, забиваю. Я левый крайний нападающий. Мальчишки соседские иногда говорят: "Мы уж пообедали, дядя Саша, а вы все бегаете". Они ж не понимают, что я за свою жизнь борюсь.
— А могли бы и в большом спорте блистать?
— Не исключаю. Я же несколько лет боксом серьезно занимался и чуть не пошел учиться в институт физкультуры имени Лесгафта в Питере. Тренер приглашал, говорил: "Я б с тобой мир завоевал". А выбрал другую дорогу. Он, кстати, как-то пришел в Театр сатиры, где я потом начал работать, посмотрел спектакль "Доходное место", сказал: "Молодец!"
— Боксерские навыки вам не только в кино пригодились?
— Разное бывало. В молодости дури много было в голове, а я же вспыльчивый. Из-за драки, кстати, я мог пролететь мимо "щуки". На вступительных экзаменах в Щукинское театральное училище зацепился с пожарным, который мне рубашку испачкал. Хорошо, что после драки хоть на вечернее отделение зачислили. А на дневном мог бы учиться с Сашей Калягиным — замечательным актером, он поступил тогда же. Дрался много и думаю сейчас, что чудом тюрьмы избежал. Вовремя с родителями в Москву переехали из Челябинска, от компании своей подальше.
Но сейчас жизнь жестче, страшнее века не было — хоть мы с вами и говорим сейчас спокойно. Иногда если ты не дашь хук, то тебя опередят. Злодейство кругом. Поэтому задыхаюсь: я же из тех людей, что без доброты жить не могут. И я стараюсь избегать злых людей, затылком их чувствую…
В кино совсем по-другому, хотя картина Вилена Новак "Ринг" мне и навеяла много воспоминаний юности. Там я сыграл майора милиции Исаева, бывшего чемпиона по боксу. Да и совсем недавно на ринг меня приглашали, что-то вроде шоу было. Я против Никаса Сафронова выходил. Он говорит: "Давай, может, нос-то не будем ломать?" Ну и я же его хорошо знаю, как в лицо бить? Боксировали неплохо, но без мордобоя. Может поэтому и не показали нас по телевидению. А зрители нам аплодировали. Мне кассету с этим боем подарили.
— От репутации хулигана долго пришлось избавляться?
— Что значит хулигана? Жизнь такая была. Отец нас с мамой бросил, когда мне и трех лет не исполнилось. И к нам в семью пришел Михаил Дудин — военный архитектор, пришел с одним узелочком и маме моей сказал: "Я вас люблю, Галочка". Его я считаю своим настоящим отцом. В то время это подвиг был прийти в семью репрессированных. Моего деда — Александра Александровича Пороховщикова по ложному обвинению расстреляли в 41-м как "врага народа". Ну и чуть позже, в 46-м, отец увез нас из Москвы в Магнитогорск, где получил назначение главного архитектора города. Ну а я основное время проводил, естественно, на улице.
Навсегда осталась в памяти первая встреча с местной шпаной. Я вышел в школу с ранцем, штаны такие с манжетами, локоны — это я сейчас лысый, а тогда точно пушкинский мальчик был. И слышу: "Ну что, жидовская морда?!" А я и слова такого не знал, не понял, что значит "жидовская". "Еврей что ли? Чего у тебя нос с горбинкой?" Я им: "Да не еврей я". И мне со словами: "Ну, это дело поправимое", — как врезал один кулаком… Этот эпизод я даже прописал в сценарии своего фильма "Цензуру к памяти не допускаю" — там ни одного слова придуманного нет, все автобиографично.
Я к отцу весь зареванный, в крови: "Что ж такое!" А он меня научил, говорит, возьми да сам ударь. Но я не понимал, как же так можно человека в лицо ударить?! И все-таки врезал я, поняв, что помимо слов существуют и другие методы. Ну и стал хулиганить понемножку. С улицы возвращался то с губами разодранными, то с шилом торчащим, от напильника заточенного шрам остался — метили в живот, а попали в ногу. Драки с резней бывали, не знаю, как живой-то вообще остался. У меня до сих пор перчатка хранится — такая кожаная, со свинцом. В лоб дашь — и человека нет... И из школы выгоняли. Так что уже после переезда в Челябинск мне пришлось заканчивать вечернюю школу: со взрослыми учился, которые на заводах работали. Они много рассказывали, и я как-то быстро повзрослел.
Закончил эту "вечерку" и поступил в Мединститут — я очень хотел хирургом быть. До сих пор считаю, что врач — самая великая профессия. Но при этом шпаной оставался — нас человек десять было, и мы весь центр держали. Иногда вспоминаю: неужели это я был? Как во сне... Ну и мама как-то отцу сказала: "Если ты нас в Москву не вернешь — Сашка закончит тюрьмой". Может, так бы и случилось, не знаю.
— Столица ваш характер подкорректировала?
— Не все так просто. В Москве у нас бабушка жила и мы с ней часто по Арбату гуляли. Останавливалась она всегда у одного особняка и говорила: "Сашенька, подожди здесь, я сейчас приду". И всегда возвращалась с заплаканными глазами. Потом с мамой то же происходило. Меня просто заело: "Ну что это?" И со временем узнал, что за воспоминания их так терзали. Там был дом, который когда-то принадлежал Пороховщиковым. И я стал узнавать подробности своего рода. Тогда же решил фамилию восстановить — не поменять Дудина на Пороховщикова, а вернуть ей звучание. Она ведь единственная в России, больше нет, только за границей у родственников. Мне показалось, что актерская профессия скорее всего даст возможность озвучить ее, так оно и случилось. Поэтому я актером-то и стал.
— Есть какие-то табу для вас в профессии?
— В дурацкой рекламе ни за какие деньги сниматься не буду. Хотя деньги всем нужны, мы же живем-то не за воздух… Были такие предложения. За полминуты — шесть тысяч долларов. Там реклама противозачаточных таблеток. Жена моя Ирка сказала мне просто: "Я тебя ночью задушу, если ты будешь сниматься". Да и мама моя, если бы жива была, меня после такого домой не пустила бы. Хотя давно уже как-то снимался с Сашей Лазаревым в рекламе чая. Но там сценарий приличный был, и реклама мягкая. По тысяче долларов мы получили. Я лекарство на эти деньги купил бабушке. Бабушка болела очень сильно тогда…
Ну и к сериалам я очень внимательно отношусь. Я не против сериалов. За счастье считал бы сниматься в таком, как "17 мгновений весны". Или вот "Кадетство". Я благодарен судьбе, что в этом сериале для меня нашлась роль.…Но большинство таких, что не понятно, зачем их вообще делают. Такой бред бывает!
— На съемках вашего фильма "Цензуру к памяти не допускаю" без чудес не обошлось…
— Да, иначе не назовешь. Я же там маму свою снимал, когда она после инсульта уже не вставала с постели. Когда я закончил сценарий, пришел и просто ей сказал: "Галя, (я ее Галей все время звал) я хочу, чтобы ты сыграла себя, мою маму". Проиграл ей всю картину, три часа с колен не вставал. Она поплакала, я поплакал, и она согласилась сыграть. Меня потом все фашистом называли, гестаповцем: "Куда ты ее?! Она ж на ладан дышит!" А мы ее погрузили в "скорую", привезли в другой конец Москвы, где интерьер для съемок отобрали. Долго с ней там гримеры возились. И поздно вечером я снял этот эпизод, где она умирает. Она потом и из реальной жизни так ушла… Помню, очень тогда я устал, сел и как-то провалился куда-то, а очнулся от удара по лысине. Смотрю, моя мать стоит на своих ногах с сигаретой и хриплым таким голосом говорит: "Заводи шарманку, лысый, домой поехали!" Я думал, что это сон. Картину я закончил снимать в 91-м году, и мама до 1997 года сама в магазин ходила. А потом поскользнулась, упала… Когда снимали финал картины, в конце шоссе, по которому я бежал, вдруг появился гигантский крест на небе. Все из машин повыскакивали, быстрее снимайте, камеры! Раз — и пленки нет! Мы стоим, и он так стал размываться, жалко, потому что если бы снять это все... Что-то существует.
— Допускаете существование сверхъестественных сил?
— А как же объяснить некоторые вещи, которые со мной происходили? Как-то ехал я домой по проспекту Мира. Трамвай, переулок, остановились: я в крайнем левом ряду, машин навалом, думаю, ну что ждать, только хотел на газ, а меня мама сзади раз за плечо. Я поворачиваюсь, а ее же сзади нету! Она тогда жива была еще, ждала меня в квартире на ВДНХ. Вот этой секунды мне хватило, чтобы вместо меня другой рванул, а оттуда заканчивала движение другая машина и… столкновение. Я не стал смотреть, рванул домой маме рассказать, что был на краю. Бегу по лестнице, звоню, она открывает дверь и вдруг ни с того ни с сего таким сиплым голосом говорит: "Ты с этой машиной убьешься". С какой машиной? Я ничего ей даже не сказал…
Ну, как вообще это объяснить?! Я всегда о матери думаю, и вот сейчас с вами разговариваю и знаю, где она стоит. Она все время со мной рядом. Мне говорят, что у меня совсем крыша поехала. Пусть говорят, но я мысленно буду с мамой. Я уношусь в то время и мне там хорошо, когда я был молоденький, когда были мама, папа, бабушка… Закрываю глаза и улетаю туда, к своим близким и родным, мне сразу хорошо, я молодею. Даже один ученый медик мне сказал: "Ты молодцом стал". А я таким себя и чувствую. Лет пять назад я старик был, а сейчас по ощущениям лет тридцать сбросил. Смерти нет, это слово придумали люди. Я два раза был на том свете, когда тонул.
— А что это за случаи были?
— Я же подводной охотой с семи лет занимаюсь. Без акваланга — с одной трубочкой и с ластами, могу даже без ружья, только с острогой, но все равно рыбу вытаскивал в любую погоду. И как-то под Туапсе нырял в подводных тоннелях, увлекся. А когда стало воздуха не хватать наверх рванулся и лысиной обо что-то... Смотрю, а надо мной каменный потолок. Оказалось, скала в воду уходила и ее подмыло. Ногти оторвал себе — выкарабкаться пытался, а очнулся почему-то на берегу. Только ноги в воде. Кто вытащил? Вытащить никто не мог. Я специально для охоты место искал, где никого нету.
А еще за много лет до этого случая, там же, возле Туапсе, когда я учился в институте, товарищ предложил подзаработать. Надо было сети чинить под водой с аквалангом. Лодка стоит с якорем и сети такие, метров на 10—15, дырки латаешь. И вдруг меня кто-то сзади как хватит. Я перевернулся и как муха в паутине, в сетке запутался. Еще дурацкие эти ласты были, с пряжками металлическими — не скинешь. Сдавило так, что ни дыхнуть. Я загубник выплюнул и воды нахлебался, сознание потерял. А очнулся уже на берегу, и опять же — вытащить меня никто не мог. Потом я к лодке своей подплывал и мне показалось, что там что-то блеснуло. Я сначала акваланг свой нашел, а потом нырнул еще и вытащил за ножку бронзовую фигурку бога Гермеса. Она у меня и сейчас дома стоит. Такие истории…
— Как-то еще отдыхаете от работы, если нет возможности поохотиться под водой?
— Я очень люблю одиночество. Кто нарушает мое одиночество, тот мой враг. Современная жизнь настолько тороплива, мы так куда-то несемся: "Ой, давайте Александр Шалвович, а то не успеем!" Куда не успеем? Я часто говорю, что мы от рождения уже все опоздали… И общение пунктирное становится. "Александр Шалвович, здравствуйте!" "Здравствуй, мой дорогой!" "Как поживаете, как здоровье?" Только начал рассказывать, как здоровье, а он куда-то уже убежал... Еще люблю в лес приехать одному, просто к сосне прислониться, сесть и посидеть, ничего не делая, помолчать. Я для этого обязательно время нахожу. Без этого жизни нет. А еще у меня есть увлечение — любовь к женщине, которую я боготворю. Ирка заменила мне маму, я и выбрал ее из всех, потому что она на нее очень похожа. Я бесконечно перед ней виноват и особенно для нее трагично, что детей у нас пока нет. Но надеюсь, что еще посмотрю в глаза своему ребенку и успею его воспитать. Я же себя стариком не считаю, мне же всего 68. И у нас в роду только после 60 обзаводились наследниками.
РУССКИЙ БРАНДО. Александр Пороховщиков родился 31 января 1939 года в Москве. Азы профессии постигал с работы мебельщиком-реквизитором в Театре им. Е.Вахтангова. После курсов повышения квалификации актеров театра при ВТО 1960—61 гг., поступил в Театральное училище им. Щукина. Как комедийный актер был принят в 1966 г. в Театр сатиры. Из-за недооценки руководства ушел из труппы и на несколько лет "подвис" в воздухе, пока его в 71-м не пригласил к себе Юрий Любимов — в Театр на Таганке.
Кинодебют состоялся в 67-м с эпизодической ролью архитектора в фильме "Поиск". На всю страну прославился после картин "Ринг" (1973) и "Свой среди чужих, чужой среди своих" (1974). Врожденный аристократизм, пронзительный взгляд и мощное телосложение дополняли кинообраз сурового человека с трагической судьбой. Но играть ему приходилось чаще на вражеской стороне: белогвардейцев, немцев, шпионов. Его воспринимали как типаж не советской породы. И поэтому многие блестяще сыгранные им отрицательные роли остались без наград. Народного артиста РФ ему присвоили только в 1994 г.
К началу 80-х у него было уже более 30 кино ролей ("Бриллианты для диктатуры пролетариата" (1975), "Стратегия риска" (1978), "Крах операции "Террор"" (1980)) и слава секс-символа страны. Его сравнивали с мировыми звездами и называли "русским Марлоном Брандо). Переход в Театр им. Пушкина для него стал судьбоносным. Там он познакомился с 14-летней Ирой Жуковой — племянницей легендарного маршала, которая сопровождает его по жизни до сих пор. Ему тогда было 34 года.
После распада Союза Пороховщиков также нарасхват в кино с эксплуатацией его неувядающей внешности супермена: роли генералов, олигархов, мафиози. Сегодня его можно увидеть и в сериалах "Тайный знак", "Слепой", "Авантюристы", "Кадетство". Осенью он приступает к съемкам автобиографичного фильма "Ненормальный".
ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО ПОРОХОВЩИКОВЫХ. Грузинское отчество у Пороховщикова от отца — Шалвы Барабадзе, который бросил семью во время войны, и к воспитанию сына никакого отношения не имел. А вот род по маминой линии — с заметным следом в истории России. Его прадед — Александр Александрович Пороховщиков, дворянин, фабрикант, меценат, строитель и владелец "Славянского базара", участвовал в создании московского храма Христа Спасителя как архитектор и спонсор строительства.
Дед — тоже Александр Александрович Пороховщиков — изобретатель первого в мире танка (актер оспаривает это первенство у англичан. — Авт.) и вездехода. После революции 1917 года — крупный авиаконструктор, возглавлял КБ, но в 41-м был репрессирован по ложному обвинению.
Сейчас Александр Шалвович создает дом-музей Пороховщиковых в Староконюшенном переулке, куда вкладывает свои деньги. Этот особняк был построен прадедом в 1871 году, потом национализирован и доведен до полного упадка после развала СССР. При содействии знаменитого офтальмолога Святослава Федорова московское правительство передало этот дом Пороховщикову в аренду на 49 лет.