Бабушка Збруева была баронессой, мать — столбовой дворянкой, а отец — заместителем наркома связи. В 1937 году отца обвинили "врагом народа" и расстреляли, а он, как сын врага народа, вместе с матерью провел пять лет в исправительно-трудовом лагере — в Москву они вернулись только в 1945 году. Детство прошло в драках и песнях под гитару, будущий актер занимался боксом и плаванием и даже имел 2-й взрослый разряд по гимнастике. Но, вращаясь в кругу театралов, все-таки избрал актерскую профессию. В 1961, после окончания Щукинского училища, был принят в Ленком. Как киноактер стал популярным после выхода на экраны фильма "Большая перемена". Кроме работы в театре, Збруев снялся почти в сотне картин, среди которых — "Ты у меня одна", "Одинокая женщина желает познакомиться", "Бедная Саша", "Северное сияние" и др.
— На днях имела возможность пообщаться с Сергеем Степанченко, проработавшим в Ленкоме 20 лет, вы — 40 — в два раза дольше…
— Да, в сравнении со мной он просто мальчишка.
— Вы начинали свою работу в театре еще при Анатолие Эфросе, и только через 10 лет пришел Захаров. Период притирки к новому режиссеру театра был сложным?
— Актеру приходится работать с разными режиссерами. Безусловно, хорошо встречаться с талантливыми режиссерами. В этом случае мне, конечно же, повезло. Эфрос — суперталантливый режиссер, оставивший свой след в театральной жизни, так же как и Марк Анатолиевич. Не каждому актеру везет встретиться с двумя такими талантливыми режиссерами. Конечно, перестраиваться приходилось, но самое главное, не потерять свое актерское, гражданское и человеческое "я". Чтобы найти общее мировоззрение на тот или иной ход спектакля, нужна притирка.
— Как проявлял себя молодой Захаров 30 лет назад?
— Он пришел и сразу же поставил первый спектакль "Автоград 21", нашумевший в то время, в котором был занят и я. Для коллектива приход нового режиссера — это целое событие — кого примет, кого не примет… Но ведь человеку свойственно ошибаться — кто-то открылся раньше, кто-то позже, у каждого есть свои пристрастия. Признаться честно, я никогда не ходил в любимчиках. Я не имею в виду Захарова, а говорю о ситуации в целом. Если у меня что-то и получалось, то это скорее зависело не от любви режиссеров ко мне, а от моего внутреннего желания.
— Но все-таки любимчиком вы были, сама Вахтангова принимала у вас экзамены на дому.
— Не совсем экзамены. Надежда Михайловна просто была первой, кто прослушал меня перед поступление во Щукинское. Все это происходило в квартире-музее Вахтанговых, и было для меня весьма неожиданным, ведь я тогда только заканчивал школу. Правда, к тому времени с театром Вахтангова я был уже знаком — там работал мой старший брат. Даже мой двор от него отделяло только два дома, и он соседствовал с общежитием театра. Поэтому я часто видел там великого артиста Гриценко, Пашкову, Симонова, проходящих через служебный вход театра… Да и многие актеры, поколение моего брата, часто бывали в нашем доме. Поэтому, Щукинка сразу стала для меня родным домом. Многие спектакли театра Вахтангова я смотрел по несколько раз, а некоторые персонажи и роли даже знал наизусть.
— Тем ни менее, у вас было тяжелое детство: блатные песни, драки "двор на двор"…
— Почему же тяжелое? В ту пору это было нормальным. Да и наряду с блатными песнями мы пели и Вертинского. У нас было все — и игра на гитаре, и голуби, и хождения на танцы в парк Горького.
— Вы танцевать умели?
— Нет. Я к этому не стремился. Мы ходили туда просто побалагурить на площадке, познакомиться с девчонками – чего только не бывает в детстве и юношестве. Но когда я поступил в Щуку, все перевернулось на 180 градусов — у меня появились другие друзья и другие увлечения. Я никогда не думал, что буду артистом, и это случилось, быть может, даже потому, что у меня с химией и физикой всегда было плохо — для меня это было китайской грамотой, в отличие от истории и литературы.
— Помимо Щукинки, в вашем дворе была еще и голубятня. Лично меня всегда удивляли люди, любящие голубей.
— В те времена это была особая каста людей. Голубятни были почти в каждом дворе. Тогда это было повальным увлечением. Сейчас этого нет. А когда-то голуби были в каждом дворе. Даже существовал дух соперничества. Летит, к примеру, белая голубка, а ты со своего двора выпускаешь голубя — уведет он голубку в твой двор или не уведет? Голубятня – это целая наука. Представляете, целая стая чужих голубей, среди которых одна голубка…
— А как отличить голубя от голубки?
— Голубятник видит это сразу, а если даже не видит, то пускает своего сильного голубя, эдакого голубя-мужика — и тот летит к этой стае. И вот они кружат-кружат-кружат вместе, а голубка устроена так, что сразу тянется к другому голубю. А голубь ведь уже привык куда садиться — и голубка садится вместе с ним — таким образом, приобретается еще один голубь. А бывает и наоборот, что ты посылаешь свою голубку, чтобы увести чужого голубя. Это достаточно сложно объяснить. Многие этого не понимают. Вот вы понимаете, о чем я говорю?
— Расскажете о знакомстве со своей голубкой — Людмилой Савельевой?
— Нет. Я никогда не рассказываю ничего о семье и о детях. Наше знакомство произошло, когда она снималась в "Война и мир" на киностудии Мосфильма, а я снимался в павильоне рядом. Увиделись, встретились, и так сложилась судьба.
— Знаю, что вы попробовали себя и в роли бизнесмена, открыв ресторан при театре.
— На самом деле "ТРАМ" открыл не я, а мой товарищ, а я всего лишь ему помогал. В ту пору для того, чтобы открыть ресторан, нужно было иметь много денег. Мой хороший знакомый однажды пришел к нам в театр, мы с ним сидели в буфете, тогда он и предложил открыть ресторан. Он вкладывал деньги, а я ему помогал.
— Правда ли что когда-то ленкомовцы могли отобедать там за доллар?
— Да. Это было, но сейчас все иначе. Нечего и вспоминать. Тогда любой человек, работающий в театре, кем бы он ни был по профессии, мог зайти в этот ресторан и пообедать за доллар. И даже был некий "вечерний кофе" — любой работник театра, пришедший на спектакль, мог съесть сэндвич и выпить чай или кофе.
— А чем там кормят сейчас?
— Сейчас ситуация иная — прошло 10 лет и "ТРАМ" больше не существует.
— А во время, когда вы только намеревались его открыть, не говорили ничего вроде "Збруев обуржуевается"?
— Тогда люди не понимали, что наступили другие времена. Да и потом, это было не так ново — за границей, к примеру, во всех театрах существуют свои рестораны. Сейчас многие актеры занимаются ресторанным бизнесом, но тогда этим еще можно было удивить.
— Слышала, что вы достаточно религиозный человек. Это правда?
— Действительно, я православный верующий человек. Но это слишком личное, из разряда вещей, о которых обычно не говорят. Другое дело, задавать подобные вопросы Васильевой, которая в свое время уходила в церковь. Я почитаю православие, но предпочитаю об этом не говорить. Могу сказать к слову, но в принципе, Бог существует у каждого человека, он живет внутри.
— Снимаясь в фильме "Ближний круг", было чему поучиться у американцев?
— Нет. Скорее им нужно учиться у нас. Великие артисты есть как у нас, так и в Америке. Если говорить о театральной школе, то наша школа на целый класс выше. Ведь в Америке театра как такового нет — есть мюзиклы, а драматического искусства почти не существует. Наши репертуарные театры совсем иные. Если говорить о кино, то по технологиям американское кино, безусловно, находится на высшем уровне. Они воспитали целую плеяду замечательных актеров. Но ведь и у нас есть великие мастера.
— Да, в сравнении со мной он просто мальчишка.
— Вы начинали свою работу в театре еще при Анатолие Эфросе, и только через 10 лет пришел Захаров. Период притирки к новому режиссеру театра был сложным?
— Актеру приходится работать с разными режиссерами. Безусловно, хорошо встречаться с талантливыми режиссерами. В этом случае мне, конечно же, повезло. Эфрос — суперталантливый режиссер, оставивший свой след в театральной жизни, так же как и Марк Анатолиевич. Не каждому актеру везет встретиться с двумя такими талантливыми режиссерами. Конечно, перестраиваться приходилось, но самое главное, не потерять свое актерское, гражданское и человеческое "я". Чтобы найти общее мировоззрение на тот или иной ход спектакля, нужна притирка.
— Как проявлял себя молодой Захаров 30 лет назад?
— Он пришел и сразу же поставил первый спектакль "Автоград 21", нашумевший в то время, в котором был занят и я. Для коллектива приход нового режиссера — это целое событие — кого примет, кого не примет… Но ведь человеку свойственно ошибаться — кто-то открылся раньше, кто-то позже, у каждого есть свои пристрастия. Признаться честно, я никогда не ходил в любимчиках. Я не имею в виду Захарова, а говорю о ситуации в целом. Если у меня что-то и получалось, то это скорее зависело не от любви режиссеров ко мне, а от моего внутреннего желания.
— Но все-таки любимчиком вы были, сама Вахтангова принимала у вас экзамены на дому.
— Не совсем экзамены. Надежда Михайловна просто была первой, кто прослушал меня перед поступление во Щукинское. Все это происходило в квартире-музее Вахтанговых, и было для меня весьма неожиданным, ведь я тогда только заканчивал школу. Правда, к тому времени с театром Вахтангова я был уже знаком — там работал мой старший брат. Даже мой двор от него отделяло только два дома, и он соседствовал с общежитием театра. Поэтому я часто видел там великого артиста Гриценко, Пашкову, Симонова, проходящих через служебный вход театра… Да и многие актеры, поколение моего брата, часто бывали в нашем доме. Поэтому, Щукинка сразу стала для меня родным домом. Многие спектакли театра Вахтангова я смотрел по несколько раз, а некоторые персонажи и роли даже знал наизусть.
— Тем ни менее, у вас было тяжелое детство: блатные песни, драки "двор на двор"…
— Почему же тяжелое? В ту пору это было нормальным. Да и наряду с блатными песнями мы пели и Вертинского. У нас было все — и игра на гитаре, и голуби, и хождения на танцы в парк Горького.
— Вы танцевать умели?
— Нет. Я к этому не стремился. Мы ходили туда просто побалагурить на площадке, познакомиться с девчонками – чего только не бывает в детстве и юношестве. Но когда я поступил в Щуку, все перевернулось на 180 градусов — у меня появились другие друзья и другие увлечения. Я никогда не думал, что буду артистом, и это случилось, быть может, даже потому, что у меня с химией и физикой всегда было плохо — для меня это было китайской грамотой, в отличие от истории и литературы.
— Помимо Щукинки, в вашем дворе была еще и голубятня. Лично меня всегда удивляли люди, любящие голубей.
— В те времена это была особая каста людей. Голубятни были почти в каждом дворе. Тогда это было повальным увлечением. Сейчас этого нет. А когда-то голуби были в каждом дворе. Даже существовал дух соперничества. Летит, к примеру, белая голубка, а ты со своего двора выпускаешь голубя — уведет он голубку в твой двор или не уведет? Голубятня – это целая наука. Представляете, целая стая чужих голубей, среди которых одна голубка…
— А как отличить голубя от голубки?
— Голубятник видит это сразу, а если даже не видит, то пускает своего сильного голубя, эдакого голубя-мужика — и тот летит к этой стае. И вот они кружат-кружат-кружат вместе, а голубка устроена так, что сразу тянется к другому голубю. А голубь ведь уже привык куда садиться — и голубка садится вместе с ним — таким образом, приобретается еще один голубь. А бывает и наоборот, что ты посылаешь свою голубку, чтобы увести чужого голубя. Это достаточно сложно объяснить. Многие этого не понимают. Вот вы понимаете, о чем я говорю?
— Расскажете о знакомстве со своей голубкой — Людмилой Савельевой?
— Нет. Я никогда не рассказываю ничего о семье и о детях. Наше знакомство произошло, когда она снималась в "Война и мир" на киностудии Мосфильма, а я снимался в павильоне рядом. Увиделись, встретились, и так сложилась судьба.
— Знаю, что вы попробовали себя и в роли бизнесмена, открыв ресторан при театре.
— На самом деле "ТРАМ" открыл не я, а мой товарищ, а я всего лишь ему помогал. В ту пору для того, чтобы открыть ресторан, нужно было иметь много денег. Мой хороший знакомый однажды пришел к нам в театр, мы с ним сидели в буфете, тогда он и предложил открыть ресторан. Он вкладывал деньги, а я ему помогал.
— Правда ли что когда-то ленкомовцы могли отобедать там за доллар?
— Да. Это было, но сейчас все иначе. Нечего и вспоминать. Тогда любой человек, работающий в театре, кем бы он ни был по профессии, мог зайти в этот ресторан и пообедать за доллар. И даже был некий "вечерний кофе" — любой работник театра, пришедший на спектакль, мог съесть сэндвич и выпить чай или кофе.
— А чем там кормят сейчас?
— Сейчас ситуация иная — прошло 10 лет и "ТРАМ" больше не существует.
— А во время, когда вы только намеревались его открыть, не говорили ничего вроде "Збруев обуржуевается"?
— Тогда люди не понимали, что наступили другие времена. Да и потом, это было не так ново — за границей, к примеру, во всех театрах существуют свои рестораны. Сейчас многие актеры занимаются ресторанным бизнесом, но тогда этим еще можно было удивить.
— Слышала, что вы достаточно религиозный человек. Это правда?
— Действительно, я православный верующий человек. Но это слишком личное, из разряда вещей, о которых обычно не говорят. Другое дело, задавать подобные вопросы Васильевой, которая в свое время уходила в церковь. Я почитаю православие, но предпочитаю об этом не говорить. Могу сказать к слову, но в принципе, Бог существует у каждого человека, он живет внутри.
— Снимаясь в фильме "Ближний круг", было чему поучиться у американцев?
— Нет. Скорее им нужно учиться у нас. Великие артисты есть как у нас, так и в Америке. Если говорить о театральной школе, то наша школа на целый класс выше. Ведь в Америке театра как такового нет — есть мюзиклы, а драматического искусства почти не существует. Наши репертуарные театры совсем иные. Если говорить о кино, то по технологиям американское кино, безусловно, находится на высшем уровне. Они воспитали целую плеяду замечательных актеров. Но ведь и у нас есть великие мастера.