— Алексей, ходят слухи, что вы проводите на себе какие-то нечеловеческие эксперименты...
— Ну почему же нечеловеческие... Хотя, в общем-то, издеваюсь над собой, как могу. Криотерапия — это, по сути, когда тебя помещают на две-три минуты в капсулу с жидким азотом. А это минус сто сорок градусов. Ощущения тяжело передать словами — они самые странные. Захватывает дух, и ты понимаешь, что сейчас настанет твой конец. Но потом чувствуешь себя отлично. У меня сейчас есть абонемент на двадцать посещений. Это очень полезно для кожи, для похудения и, кстати, даже для мужской потенции!
— Своего друга Виктора Павлика, к которому приехали в Киев на концерт, пристрастить к подобным процедурам не хотите?
— У меня тут другие планы. Мы с Николаем Трубачом выступаем в роли змеев-искусителей — хотим, чтобы он выпил с нами. Он же соблюдает пост и пока мается, но я думаю, что все-таки мы его убедим — выпьет граммов пятьдесят и все, пойдет вразнос!
— Вы давно знакомы?
— Мы знаем друг друга уже лет пятнадцать. Познакомились здесь, в Киеве. Тогда было время всяких постоянных презентаций, открытий клубов. Он работал на сцене во время презентации, и я обратил на Виктора внимание. Он отличался от многих, по крайней мере, тем, что пел нефальшиво. Мы познакомились, и оказалось, что мы одинаково понимаем музыку, во многом совпали вкусы. Он с горящим взглядом говорил о гитарах — я понял, что человек действительно любит свое дело.
— Кстати, о гитарах. Ведь первую свою электрическую гитару вы сделали своими руками?
— Ну да. Тут, конечно, все дело в подручных средствах. Во-первых, очень важно, какое дерево — у меня в сарае лежал кусок сухого клена, из него я и сделал гриф. Просто склеил несколько кусков. А из красного дерева я сварганил деку. Но самая большая сложность была с электроникой. В то время, если кто помнит, было полно будок с телефонными автоматами — мне пришлось выдрать динамик из трубки и сделать из него звукосниматель. За это, по меньшей мере, можно было получить пятнадцать суток! Приходилось рисковать — но я считаю, ради благого дела.
— Тем не менее в радиоаппаратостроительном техникуме вы проучились всего несколько лет и "успешно" бросили учебу.
— Я ведь и поступил туда только для того, чтобы досконально изучить, как работают усилители и как можно самому сделать динамики. На занятиях я рисовал схемы, которые потом можно было бы использовать для себя. Я паял сначала ламповые, потом транзисторные усилители, из фанеры делал колонки… В общем, мастер на все руки. Ведь в то время не было нормальной звуковой аппаратуры — качественной и мощной, — которая бы отвечала моим завышенным требованиям.
— А потом вы загремели в армию — на Дальний Восток.
— Так уж получилось. Я уже играл тогда на каких-то танцах, строил грандиозные планы на будущее… Но вот, как сейчас помню, 25 мая вместе со своим призывом я очутился на призывном пункте. Вначале мне ласково сказали, что я остаюсь служить то ли в Москве, то ли где-то в Подмосковье. Но потом все поменялось, и мне сообщили, что улетаю на Дальний Восток. Хоть и присягу я еще не принял, но нас уже успели подстричь, что спасло меня от дезертирства. Решив сделать ноги из призывного пункта, я проходил мимо зеркала, узрел свою лысую голову и понял, что ничего хорошего из моего побега не выйдет. В итоге я смирился с тем, что отправлюсь к черту на кулички. Нас погрузили в самолет Ту-114 в аэропорту "Домодедово" и отправили в город Хабаровск. Сначала нас разместили в каком-то спортивном зале, мы там ночевали прямо на матах — условия были спартанские, если не сказать хуже. Но тогда я молодой был, еще не понимал, что к чему — сейчас не знаю, что бы со мной произошло при виде всего этого. Потом нас засунули в общие вагоны и повезли на китайскую границу. Недалеко от нас, в тридцати километрах, было озеро Ханка — так, если помните, на жаргоне в то время называли водку! Но это было обычное озеро.
— Понятно, что вспоминается только самое радостное. Какие самые светлые воспоминания о службе в рядах Советской армии?
— Самое светлое воспоминание — это завтраки. Нам давали масло, сахар… За столом сидели десять человек, а перед ними — такой вот длинный кусок вот этого масла, который нарезал дежурный. Я очень радовался этому завтраку, потому что обед из себя представлял вообще что-то невообразимое. Есть эту еду было несколько тяжеловато, поэтому первые полгода я всегда носил хлеб в карманах. Там постоянно дул ветер, да и еще все эти подъемы, пробежки, построения — в общем, школа жизни. Меня армия научила быть мужчиной — ведь, согласитесь, все это было жестковато для молодого человека, который жил в нормальной семье и вдруг попал в такие экстремальные условия.
— Что было самым экстремальным?
— Через месяц после присяги нас отправили в сопки. Это было как раз начало лета, время клещей. Мы жили в палатках на таком плато в сопках. Рядом находились такие штуки, откуда из-под земли вылетали истребители. Посторонний человек ничего бы такого не заметил — в общем, чудеса. Так вот, нашей задачей было вовремя подготовить истребители к вылету — расчехлить, заправить топливом, все такое… В общем, до осени мы находились там, на этом плато с истребителями. Это было мое боевое крещение.
— А как попали в армейский оркестр?
— В ВВС не было штатного оркестра, но кто-то должен же был играть, например, "Марш славянки", когда приезжало начальство, или на 7 ноября или 9 Мая. Так вот, мы создали ансамбль, который назывался "Полет" — у нас была комната в клубе, где мы репетировали. С этим коллективом я объездил весь Дальний Восток. После моего дембеля в этот ансамбль, кстати, попал Валера Сюткин. Так что волею судеб он оказался моим преемником. Я этот "Полет" раскрутил, а Валера там очутился, когда все уже было запущено.
— На чем вы играли в оркестре?
— Я играл на "альтушке". Я не умел играть до армии, но в ВВС быстро научился, за три месяца. Это было довольно просто.
— А после армии у вас началась эпоха вокально-инструментальных ансамблей…
— Первый мой профессиональный ансамбль назывался "Верность" — при Чечено-Ингушской филармонии в городе Грозном. В то время гремел по России танцор Махмуд Эсамбаев, мы часто бывали на его концертах, это была просто магия. В той же филармонии в свое время работали и Юра Антонов, и Саша Барыкин… Потом был ансамбль Аллы Пугачевой, и "Веселые ребята"… Больше всего платили у Аллы, там была приличная ставка. Если Пугачева получала рублей пятьдесят за выход, то я — тридцать. И вот как раз на фестивале "Киевская весна", который проходил здесь у вас в Октябрьском дворце и в котором принимала участие Пугачева, меня и приметили "Веселые ребята". Пришел Буйнов и предложил мне работать с ними. Я посоветовался с Аллой, она ответила: "Если хочешь — попробуй". Получив благословение Пугачевой, я стал выступать с "Веселыми ребятами".
— Какие сейчас отношения с Аллой Борисовной?
— Прекрасные и очень ровные. У нас никогда не было никаких конфликтов, мы всегда очень мирно сосуществовали. Мы не то чтобы регулярно встречаемся, но видимся на мероприятиях. Она для меня в некотором роде крестная мама — мудрый человек, который не стал отговаривать работать с "Веселыми ребятами", очень правильно все рассудила и дала право выбора.
— Какие были впечатления от первых заграничных поездок?
— Да, я впервые попал за границу с "Ребятами" — в Финляндию. Я своими глазами впервые увидел там панковские прически с ирокезами — до этого только по телевизору. Нас поселили в пятизвездочной гостинице — и, что меня поразило, когда я получил ключи и поднялся на свой этаж, —я не увидел горничную! Как правило, в совковых гостиницах первым делом вы натыкались именно на горничную, которая смотрела на вас недобрым взглядом поверх очков. Мне даже не по себе стало — идешь по коридору, никому не нужный, тишина.
— А что это за легендарная история со статьей "Вандалы на гастролях", появившейся в восьмидесятых? Тогда писали, что на гастролях вы усиленно дебоширите…
— На самом деле это была подстава. Журналист был абсолютно некомпетентным человеком. Тогда с нами на гастролях ездила одна американская группа из Лос-Анджелеса. Такие себе были пацифисты, выступали против войн. Хорошие музыканты, солист с золотистыми вьющимися волосами… Мы объездили с ними всю Прибалтику, были в Армении. И вот мы очутились в Ленинграде, в колыбели революции. Так получилось, что барабанщика этой группы пришлось запереть в гостиничном номере — он был не очень трезвым. Возможно, у него случился приступ клаустрофобии, возможно, еще что-то… Он начал биться об стенки, после чего открыл окно и метнул огромный телевизор на тротуар — чуть кого-то не прибил. А это был центр города! После чего вышла вот эта статья, "Вандалы на гастролях", в которой во всем почему-то обвинили меня — якобы это я выкинул телевизор, осквернил этим поступком город Ленинград. Так что долгое время я был невъездным в этот город.
— Вы увлекаетесь рукопашным боем. В реальной жизни это вам пригодилось?
— Ну да, когда нужно отнять у слабого мобильный телефон! Шучу. Нет, было, конечно, несколько нелицеприятных моментов, когда приходилось применять свои навыки — когда обижали беспомощных. Защищал справедливость, давал людям понять, что они неправы.
— Насколько я знаю, вы — заядлый автомобилист.
— Да, автомобили люблю и часто совершаю из-за них совершенно безумные вещи. Был случай, когда я должен был лететь на самолете в Пермь. Я уже вошел в салон и вдруг почему-то меня перемкнуло, я вышел из самолета, сел в аэропорту в свою машину и поехал в Пермь своим ходом — а это почти две тысячи километров. Но с самолетом, кстати, ничего не произошло. Когда-то я на гастролях перегонял машины из Германии — а это три тысячи километров! Останавливался только тогда, когда уже появлялись "глюки" — в глазах вырастали какие-то горы. Но все равно я делал всего две остановки — в Варшаве и Минске. Потом однажды я ехал в Сумы с выбитым водительским стеклом — в общем, ужас.
— А как так получилось, что вашу первую машину, "Москвич", вы купили еще в школе?
— Я был уже взрослым школьником — у меня был друг, у которого был старший брат. Вот мы и втроем скинулись на "Москвич". На этой машине мы потом путешествовали из Москвы в Ленинград — наверху был багажник, к которому мы привязывали свою музыкальную аппаратуру. Вне черты города мы могли разогнаться до 90 километров в час.
АВТОМОБИЛИ И РОЗЫ
Жена Алексея Соня — хореограф, а в прошлом — чемпионка мира и Европы в групповых упражнениях по художественной гимнастике, заслуженный мастер спорта. Сейчас руководит балетом "Релеве". Вместе они много путешествуют по всему миру. Их сыну Игорю — шестнадцать лет. Он учится в школе с углубленным изучением английского и китайского языков. Кроме того, парень занимается спортом: плаванием и хореографией. Старший сын Глызина от первого брака Алексей осваивал телевизионную профессию и уже имеет опыт работы в этой области — ассистировал режиссерам. Основные увлечения Алексея Глызина, кроме музыки и гитар, — футбол, автомобили и садоводство. Помимо того самого первого "Москвича", Глызин сидел за рулем белой "девятки", серой "Волги", правительственной "Чайки", четырехлитрового "Ягуара", Porsche-944, BMW, Audi-A6, "Мерседеса", а также джипа Infiniti. Также Глызин увлекается выращиванием цветов — как говорит он сам, "для души". На своем подмосковном участке сам возвел цветочный сад. А в его квартире круглогодично цветут красные, розовые и белые розы. Кстати, именно их он часто дарит своей подруге Надежде Бабкиной.
С КИТАЙСКОЙ ГРАНИЦЫ — НА ЭСТРАДУ
Имя: Алексей Глызин
Родился: 13.01.1954 года в Мытищах (Россия)
Родился в семье служащих. Алексей с успехом окончил музыкальную школу по классу фортепиано. По окончании восьми классов проучился три года в радиоаппаратостроительном техникуме, но, незадолго до окончания и распределения, бросил учебу и стал играть на танцах. Служил в армии — недалеко от китайской границы. В 1980 году Глызин стал одним из солистов группы "Веселые ребята" (на фото — в центре), исполняя шлягеры "Не волнуйтесь, тетя", "Розита",
"Автомобили". В 1985 году музыкант становится лауреатом конкурса артистов эстрады. В 1989 году начал сольную карьеру, собрав группу "Ура". Хиты того времени — "Ты не ангел" и "Зимний сад". С 1989 по 1993 ежегодно получал призы на телеконкурсе "Песня года". В августе 2006 года Путин присвоил Глызину звание заслуженного артиста России.