Читайте также: ДВЕ ПРАВДЫ О ДЕМЬЯНЮКЕ
— Есть мнение, что ваш отец не настолько болен, как выглядит?
— Моему отцу — почти 90 лет, и сейчас он в ужасной физической форме. Он страдает очень серьезным заболеванием — в крови не вырабатываются красные кровяные тельца. Еще он плохо слышит, и у него тяжелая форма артрита — он практически не передвигается. Ему дают лекарства, которые должны облегчить его состояние и продлить жизнь хотя бы на три года. Но они уже не помогают. Еще когда он был в Америке, доктора говорили, что он проживет всего год и что нет лекарств от этого заболевания. Он все слабее и слабее. На прошлой неделе я с ним разговаривал полчаса по телефону. Он жаловался, что не может ходить. Плохи дела…
— Есть ли шанс, что ваш отец дождется окончания суда и сможет его опротестовать?
— Очень мало шансов. Когда 15 лет назад его судили в Израиле, там дело рассматривали семь лет, пока доказали его невиновность. А теперь ему осталось жить меньше года, а они только начали опрашивать свидетелей обвинения. Я не знаю, дождется ли он приговора или нет, но даже в Израиле, где его приговорили к смерти, ему дали шанс на апелляцию. Мы дошли до высшего суда, а тут не знаем, переживет ли отец суд первой инстанции, а после него должен быть другой, потом высший... Я думаю, что папа не доживет до этого. А я за него довести дело до конца не смогу, ведь в отсутствии того, кто подал апелляцию, ее не рассматривают.
Но мы надеемся, что его не засудят. Я и адвокаты нашей семьи нашли и готовы представить суду свидетельства около 20 человек, которые в свое время давали показания в Украине, Польше и Германии о пребывании в немецком плену. Все эти люди избежали смерти, повинуясь немцам, а ведь около 3,5 млн. советских людей погибли в концлагерях. Некоторые из этих свидетелей были в лагере для военнопленных Хелм, где хоть и было больше шансов выжить, чем у узников концлагерей, но шансов сбежать не было. Они рассказывали, что убивали даже за то, что кто-то планировал побег. Так бы было и с моим отцом, который в Хелме тоже был военнопленным, если бы он попытался бежать. А если человек оказался у фашистов принудительно, то немцы не имеют права его судить! Мы подали в суд свидетельства, что его и били, и пытали. Он бы и сам мог обо всем этом свидетельствовать, если бы сейчас помнил. К сожалению, он не помнит, что было в прошлом месяце, а не то, что было 60 лет назад...
— Какие доказательства вины вашего отца уже прозвучали в суде?
— Адвокаты отца говорят, что не собрано достаточно доказательств против моего отца даже для того, чтобы начинать суд. Свидетели обвинения не имеют ни доказательств причастности моего отца к какому-либо убийству — они вообще его не знают! Это либо родственники убитых в Собиборе, которые не видели, как именно погибли их близкие, либо те, кто пережил Собибор, но и они не узнают моего отца. Они говорят в целом о надзирателях, о том, что происходило в лагере, но конкретно об отце никто из них сказать ничего не может. Ни один еврей, который пережил Собибор, никогда не признавал моего отца в качестве охранника. В 1970—1980-х годах правительство США опросило тех, кто прошел Собибор. Их немного — 50—60 человек. Ни один из них тогда тоже не вспомнил моего отца. Одним из опрошенных был мужчина, работавший в украинских бараках. Он рассказал, что знал в концлагере всех выходцев из Украины, но и он моего отца не признал! Против одного из свидетелей-немцев, который выступил в Мюнхене, мы имеем доказательства, что он сам убивал евреев. Но остается на свободе — в Германии с 1968 года существует амнистия для своих граждан, причастных к преступлениям 1939—1945 годов.
— Почему суд проходит именно в Германии, хотя Собибор находился на территории Польши?
— Германия хочет показать, что как государство уже может судить военных преступников, а еще сильнее Берлин хочет доказать, что это не фашисты убивали евреев, а украинцы, русские, латвийцы или еще кто-то другой. И хотят снять с себя ответственность за Холокост. Возможно, таким образом они хотят отвести от себя угрозу выплаты новых компенсаций узникам концлагерей: сейчас еврейские организации готовят бумаги, чтобы ныне остающиеся в живых узники получали пожизненные пенсии, а не разовые компенсации.
— Что же на самом деле произошло с Иваном Демьянюком, после того как он попал в плен в 1942-м?
— Он попал в Хелм, откуда в СС брали в первую очередь тех, кто знал немецкий язык (мой отец не знал). Они-то и отправлялись в концлагеря охранниками. Ни в Собиборе, ни в Треблинке мой отец не был! Его взяли во Власовскую армию, где он охранял генерала Федора Трухина — начальника штаба вооруженных сил Комитета освобождения народов России. Когда война закончилась, эти власовцы оказались в Германии — в той части, которая была занята американцами. Тогда отец подал прошение на выезд в Америку. Никакого отношения к уничтожению евреев в концлагерях он не имел.
Аусвайс с ошибками. Главная улика против Демьянюка
Главное доказательство против него — аусвайс, где стоит как бы его фотография. Эта карточка пришла из Москвы, из архивов КГБ. У нее есть три вещи, которые указывают на подделку. На фото есть две дырки, как бы от степлера, а на карточке этих дырочек нет. Это доказывает, что снимок был взят с другого документа, скорее всего, подшитого к другому делу. Второе: в аусвайсе указан рост отца на 7 см ниже, чем на самом деле. Третье — подпись Демьянюка на этой карточке. Ни один эксперт, который видел ее, не признал, что это подпись моего отца. Известный в США эксперт Джулиан Грейт свидетельствовал в Израиле, что это не подпись папы и что он писал совсем по-другому некоторые буквы. Это доказывает, что аусвайс не его. Теперь вопрос, кому он принадлежал и зачем было его так подделывать? (кроме того, на аусвайсе с ошибкой указано село Демьянюка и не та область — Запорожская вместо Винницкой. — Авт.).
— Как же получилось, что вашего отца обвиняют в преступлениях Ивана Грозного?
— Фотографию моего отца показывали и тем, кто пережил Треблинку. И там нашелся человек, который заявил, что это был Иван Грозный. Поэтому началось все это дело, суд в Израиле... А еще от правительства США мы получили бумаги, которые пришли из Украины в Москву и были составлены отделом КГБ, разыскивавшим военных преступников. Опросив людей, сотрудники КГБ запротоколировали, что Иван Андреевич Демьянюк (а отчество моего отца Николаевич!) был охранником в Собиборе, в Любвиле и во Львове. И этот протокол КГБ — единственное доказательство, но против некоего Ивана Андреевича (это полностью совпадает со словами жителей села Дубовые Махаринцы (Винницкая область), что у них было два Ивана Демьянюка, и именно Андреевич служил нацистам. — Авт.). До сегодняшнего дня никаких других документов, доказывающих службу Демьянюка в концлагерях, ни в архивах Москвы, ни в архивах Украины мы не нашли.
— Почему Ивана Николаевича лишили гражданства США?
— Он солгал, когда хотел эмигрировать в Америку. Но ведь после войны тысячи освобожденных украинцев скрывали правду, чтобы их не вывезли в СССР. Если бы он написал, что был власовцем, то ему бы точно не дали американское гражданство. Теперь ему некуда возвращаться. По решению властей США, он не имеет права вернуться. Если мы выиграем, и отец доживет до этого, будем обращаться в суд, чтобы его вернуть в США, откуда его не экстрадировали, а депортировали. А это ошибка, ведь так делают, когда из страны высылают домой. Но Украина сказала: "Мы не хотим иметь этого парня", — хотя под Харьковом живут родители моей мамы, и он бы мог отправиться туда... Остается еще Польша, где находились Треблинка и Собибор, и которая имеет право судить охранников этих концлагерей. Польша уже провела расследование против Демьянюка, и дело закрыли за недостатком улик.