Фото С. Ваганова
Дмитрий Харатьян родился: г. Алмалык (Узбекская ССР). Через три года после рождения сына семья Харатьянов переехала в Подмосковье. В старших классах школы Дмитрий увлекся спортом, занимался музыкой и играл в школьном ансамбле. В кино он дебютировал в фильме Владимира Меньшова "Розыгрыш", попав на пробы на "Мосфильм", по сути, случайно — его позвала на студию знакомая девочка. Самым насыщенными для актера стали 90-е, последняя знаковая картина — "Аврора" Оксаны Байрак.
— Дима, вы считаете себя армянином или русским?
— Русский человек — это понятие такое же, как американец. Я — русский. Это не национальность, а состояние души. Духовность — главная ее особенность, доминанта и в культуре, и в искусстве. Поэтому западный прагматизм, рацио у нас не будут преобладать никогда.
— Знаю, роль Пушкина вам не досталась из-за нерусской фамилии. Это правда?
— Просто режиссеру Марлену Хуциеву не доверили выбор артиста. Этот человек сделал революцию в свое время! И ему не доверяют выбор актера... Это же просто унизительно! А Госкино отвергло мою кандидатуру, и в результате картина не состоялась. Хотя все можно было понять — я зеленый был тогда еще, 21 как-никак. А нужно было играть возраст от шестнадцати до тридцати семи, а тут малоизвестный артист, юнец желторотый.
— Думаете, нашей молодежи нужны такие кумиры?
— Знаете, в каждом поколении есть свои гении, таланты и бездарности, само собой. Сейчас совершенно другие приоритеты, ценности. Но есть какие-то константы: дух, жизнь духа. Я не вижу оснований для пессимистических настроений. Более циничное, наверное, сейчас время, а может быть, более прагматичное. Сложно жить в мире наживы и чистогана.
— А вас самого кто-нибудь впечатляет? Может, из молодых?
— Многие. Не знаю, в разных жанрах — разные имена от Аллы Пугачевой и "Машины времени" до Гарика Сукачева и Олега Митяева. В литературе, искусстве, в кино и в театре всюду сейчас много талантливой молодежи. Так устроена жизнь вообще. Отрешенных нет поколений, есть…
— …потерянные?
— Потерянные, да. Наше поколение, 70-х годов, называли "потерянным поколением". Ну и что? Какое же оно потерянное?! Я родился в 1960 году, а активный период формирования, роста, как раз на конец семидесятых припал.
— Что вас вообще привлекает в кино? Стимул работать какой?
— Что касается профессии — освоение нового для меня продюсерского ремесла. Появился театр, раньше я им не занимался — новая струя творческого воздуха в жизни. В театральном институте я косвенно соприкасался с подмостками: были студенческие постановки, а дальше — кино, кино, кино. Театр — это особая форма, ни с чем не сравнимое состояние сиюминутности происходящего действия — здесь, сегодня, сейчас! В кино подобное исключено. Кинематограф — это как машина, фабрика: работает каждый день, выдает на-гора план какой-то, ты должен быть готов всегда — на съемки приходишь не для поиска, а уже для результата. Для артиста, конечно, важнее театр.
— Ваш ребенок удивляется, когда видит папу на экране?
— Нет. Он привык и считает это нормальным. Это то, что внесено в его жизнь практически с самого рождения — ассоциировать меня с телевизором. Он не понимает, что может быть по-другому, все очень органично — экран и папа.
— А как вы познакомились со своей супругой?
— В Одессе на площадке. Я снимался у Гайдая в "Частном детективе, или Операция "Кооперация", а она снималась у Александра Зельдовича в фильме "Закат" по Бабелю, играла Марусю. Мы жили в одном туркомплексе "Одесса", там и познакомились. Ей было девятнадцать лет, только исполнилось, а мне двадцать девять соответственно. Десять лет разницы, вот так вот.
— Вам в жизни часто приходилось рисковать?
— Разве что по глупости. Ну, вот то, чем я сейчас занимаюсь, — это в определенной степени риск, потому что неизвестно, что получится из моего продюсерского бизнеса.
— Вас вообще сложно удивить?
— Удивить — может, и слово не очень точное. Порадовать могут какие-то события того мира, в котором я живу, — может быть, спектакли, новые фильмы, сделанные очень здорово.
— Сложился стереотип, что творческие люди часто черпают свое вдохновение в бутылке. Это почему? Не скажете? Как творческий человек?
— Я вообще так не думаю. Обычные работяги еще больше подвержены этому. Творческая среда — узкая и все друг друга знают, каждый может стать объектом слухов, сплетен, разговоров и так далее, поэтому все легко становится достоянием общественности. А вы думаете, что где-нибудь в колхозах меньше пьют? К сожалению, надо констатировать тот факт, что народ у нас вообще пьющий.