42-летний актер. Снимается в сериале, играет в театре, ведет передачу на ТВ и преподает в университете.
Имя: Андрей Саминин
Родился: 26.04.1974 в Житомире
В 1995 году окончил Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого. С 1997 года работает в Киевском академическом театре драмы и комедии на левом берегу Днепра. "Театр для меня — это то, без чего я своей жизни просто не представляю, — говорит Андрей. — Всегда говорю, что я — театральный ребенок. Моя мама тоже актриса, я с детства во всем этом варился; в школе постоянно подбивал ребят зачитывать вслух по ролям отрывки разных произведений. Не всегда эта инициатива поддерживалась, конечно (улыбается). Сейчас я рад тому, что в Театре на левом берегу (художественный руководитель — Эдуард Митницкий. — Авт.), где я работаю, меня окружают талантливые люди, и это меня подпитывает". Женат (супруга — актриса Леся Самаева), есть дочь.
— Андрей, вашим голосом в украинских кинотеатрах говорят Том Круз, Мэтью Макконахи, Джонни Депп, Кристофер Вальц. Поскольку персонажей этих актеров доверяют именно вам, наверняка режиссеры дубляжа видят какое-то сходство. Вы сами проводите какие-то параллели?
— Сейчас как раз озвучиваю Джека Ричера (фильм с Томом Крузом "Джек Ричер: Никогда не возвращайся". — Авт.) Вообще все эти актеры — мастера, за которыми очень интересно наблюдать. Как они работают в кадре, как рождают какие-то интонации, сцены. Конечно, если меня утверждают на эти роли, то, скорее всего, сходство есть. Не внешнее, а психофизическое — тембр голоса, его темпоритм, способность реагировать интонациями. Параллели проводить, наверное, было бы нескромно (смеется).
— Что для вас самое сложное в дубляже?
— Понять, за счет чего этот артист пытался воплотить конкретный образ, как создавалась роль. Ведь он это делал благодаря не только внешним данным, но и каким-то внутренним мотивациям. Я могу стопроцентно повторить их интонации, ритм, фразы, но зрителю сразу станет слышно, что я просто все передрал. Потому мне интересно, как родился этот персонаж в целом — каким его себе представлял актер, как к этому приходил: злился, радовался, был в замешательстве. К тому же мы делаем не просто озвучку с переводом — мы делаем адаптацию для нашего зрителя. А значит, наши шутки, наши признания в любви должны звучать с привычными нам интонациями. Весь этот процесс невероятно увлекательный!
— Далеко не все актеры дублируют фильмы. Как вы к этому пришли?
— Это был 1994—1995 год. Тогда совсем не было съемок, и любая работа была на вес золота. С Ольгой Фокиной мы озвучивали ТВ-сериал "Непокоренный". Его показывали по каналу, у которого тогда был тренд не просто переводить тексты и делать стандартную озвучку, а адаптировать и делать качественный дубляж. И это было потрясающе: 300 серий дубляжа, работы — валом. Мы стояли спиной к пюпитру и экрану, и на спор, не глядя на картинку, озвучивали своих героев, потому что ежедневно в этом варились и уже знали сериал на молекулярном уровне. Потом мы дублировали "Даллас", "Патруль". Дальше пошли полнометражные работы и даже мультики — "Шрек", к примеру, где мне достался персонаж Кота. Это был особый опыт! В оригинальной озвучке над этой ролью работал Бандерас, которому свойствен глубокий мужской эротический тембр. Его я старался придать и украинскому котику. Однажды, кстати, был случай, когда друг-режиссер попросил меня представиться этим котом по телефону, чтобы поздравить его пятилетнего сына с днем рождения. Ребенок был безмерно счастлив!
Семья. Жена Леся Самаева — тоже актриса Театра на левом берегу.
— Раз уж мы затронули 90-е: в отличие от многих актеров, у которых в это непростое время была депрессия, у вас, наоборот, пошли первые серьезные и довольно успешные роли. Например, съемки в китайском проекте "Как закалялась сталь". Что это был за опыт?
— О, Китай! Мне так повезло, что я туда попал! Вообще я очень благодарен судьбе, что все обстоятельства, которые имели место до сегодняшнего дня, складывались для меня счастливейшим образом. Когда узнал об этом проекте, как раз был на репетиции в театре "Браво". Подошел Коля Боклан и говорит, мол, сегодня был на пробах у китайцев, они как раз "Как закалялась сталь" снимать хотят. Я, конечно, рассмеялся, настолько фантасмагорично это тогда звучало: "Да, ладно, Коляша, будешь тут рассказывать!". А Боклан мне говорит: "Чего ты, я серьезно! Мы еще о тебе говорили сегодня, чтобы ты сходил на пробы". Я пожал плечами, как-то отпустил эту тему. И тут мне внезапно звонят, приглашают на пробы. Я пришел, и оказалось, пробы уже давно ведутся. Поскольку этот фильм готовился к определенному событию — 50-летию со дня образования КНР, — все было очень сурово: записи проб отправлялись в Китай. Там делались какие-то замечания, после чего процесс повторялся. Съемки проходили на киностудии им. Довженко, которая только-только начала возрождаться: открылись павильоны, из легендарных костюмерных достали костюмы, все зашевелилось, оживилось... Благодаря этому проекту все начало работать — по крайней мере, у меня было такое юношеское впечатление. Конечно, для меня тогда это была мечта, да к тому же мне дали главную роль! Попался очень хороший сценарист, который написал не о революции, а о том, как ездят по людям на фоне всех этих событий, как стремительно все менялось. Попалась замечательная группа, и теперь благодаря этому у меня есть знакомые из всех уголков страны.
— А что отличает китайский продакшен от нашего?
— Очень забавным был первый вариант сценария. Ведь когда люди не знают жизни той страны, о которой пытаются рассказать, без казусов не обходится. Например, они почему-то думали, что Павку Корчагина в НКВД могли наказать тем, что заставят его подметать улицы. Ну представьте себе (смеется)! На самом деле ведь если и имели место энкавэдэшники, то подметание улиц было бы счастливейшим исходом, в реальности все было куда жестче. Сперва, когда мы настаивали, чтобы эти моменты переписывали, китайцы сильно возмущались, однако нам повезло с одним человеком в команде. Помощница режиссера Жанар Сахат, которая закончила ВГИК, знала и русский, и китайский язык. Ей удалось донести им, что в наших словах есть смысл, и чтобы потом все не смотрелось нелепо, нужно какие-то моменты подкорректировать.
А вообще этот роман у них был безумно популярным, ведь во времена китайской революции большинство книг сжигались, если в них не было каких-то революционных вещей. А ведь в "Как закалялась сталь", кроме революционной патетики, была еще и любовная лирика. И когда мы были на встрече в Китае, люди нам говорили, что для них этот фильм был просто глотком свежести.
"Хайтарма". Съемки у Сеитаблаева переросли в работу на АТР.
— В вашей фильмографии есть лента "Странное Рождество", где вы встретились на одной площадке с Барбарой Брыльской. Знаю, что она бывает очень строгой, а какой она была с вами?
— Барбара Брыльска, безусловно, звезда. Она может быть как любезной, так и очень жесткой. Согласитесь, она испытала очень много славы и известности, к тому же у нее непростая судьба. Но при этом она вообще без звездной пыли — очень настоящий, честный человек, хоть иногда и может показаться жестковатой. На площадке по отношению к нам она вела себя очень дружелюбно. Умела хорошо пошутить; иногда это превращалось в какой-то каламбур, смех стоял невероятный. Но при этом она могла вовремя сказать: "Хватит!", и вся команда снова работала.
— Тогда вы работали и с Лией Ахеджаковой, и с Богданом Ступкой...
— О, это не описать словами — коллектив был великолепнейший, для меня это была сказка! Лия Меджидовна — просто добрейшей души человек, к тому же с невероятным чувством юмора. Мы могли общаться за одним обеденным столом, не было никаких разграничений, мол, другим членам съемочной группы рядом с ними сидеть нельзя. Это бесценный опыт — смотреть, как Лия Меджидовна работает в кадре, как преображается, готовит себя к сцене, входит в образ. А каким был Богдан Сильвестрович, царствие ему небесное! Ему досталась одновременно и серьезная, и шутливая роль. И несмотря на свой возраст, он в кадре с легкостью превращался в юнца, который дурачится. У него это было в крови — талант, живость, образность. Я стоял тогда с открытым ртом и смотрел, кто как работает. У меня эта картинка жива перед глазами даже сейчас. Помню, моя мама, тоже актриса, спрашивала у меня тогда: "Это же такие глыбы! Как ты с ними рядом? Тебе вообще не страшно?" (улыбается).
"Излечить страх". Сыграл молодого святителя Луку.
— А бывало, что, работая с такими артистами, замечали, как они выдвигают какие-то особые требования?
— Нет, наоборот! Я вообще заметил, что чем выше профессионализм и талант артиста, тем проще он в общении с другими — и с актерами второго плана, и со статистами, и с ассистентами группы. Знаете, некоторые могут закрываться, просить, чтобы все уходили с площадки, пока они входят в образ. На площадке "Странного Рождества" такого не было и в помине. На самом деле, когда снимаешься в кино, очень сложно, как говорят актеры, не начать "выпиливать лобзиком", то есть начать переигрывать, в том числе в жизни. Ты попадаешь на площадку, а там много людей; все они крутятся вокруг тебя, спрашивают, все ли в порядке, всячески помогают. И тут важно помнить, что это их работа, они делают это не потому, что ты такая неописуемая звезда и они тобой восхищаются. Это особо нужно понять в начале карьеры, но иногда с этим бывают сбои (смеется). Ведь очень легко забыться и закатить что-то вроде: "Что это такое?! Где мой стул?! Тащите его немедленно!".
— Вы очень много снимаетесь в фильмах и сериалах для ТВ. Обычно в таких проектах дикий съемочный ритм — бывало, что приходилось ночевать на площадке?
— Самое интересное, что это было именно на съемках у китайцев. Как-то в восемь утра одного дня я зашел в павильон, а вышел в десять утра следующего. 26 часов без сна! Но я тогда вообще об этом не думал — была установка, что так необходимо. Как говорится, "нам солнца не надо, нам партия светит" (улыбается). Просто не успевали закончить съемки, вот и гнали такими темпами. Большинство актеров привозили, снимали в каком-то эпизоде и увозили, а мне приходилось присутствовать при всех сценах. Такое можно пережить, только когда молодой. Это же была моя первая серьезная роль, да еще и в большом кино! Вы что — при таком раскладе и не такое сможешь. Понятное дело, в какой-то момент у тебя все начинает плыть перед глазами, и такого не должно быть, но что тут поделаешь — энтузиазм. Не знаю, смог бы я так сейчас, но знаю точно, что театральные репетиции могут длиться бесконечно.
"Странное Рождество". "На площадке часто стоял громкий хохот".
— К слову, о театре. Вы играете в нем без перерывов с третьего курса университета. За столько лет наверняка случалось немало казусов. Признайтесь, приходилось играть навеселе?
— О, есть даже анекдот на эту тему. Подходит как-то молодой актер к старому умудренному артисту и говорит: "Мне в первом акте надо играть пьяного. Как мне убедить в этом зрителя?". Пожилой актер отвечает: "Ну, тут вам нужно навернуть перед спектаклем стаканчик коньячку, и будет нормально". Молодой парень продолжает: "Но во втором действии я должен быть трезвым!", на что старик ему отвечает: "А вот это, дорогой, надо сыграть".
В действительности куда сложнее играть нетрезвого героя. Ведь каждый пьяный стремится стать трезвым, чтобы его язык не заплетался, а движения были четкими — он же борется с самим собой.
— А с нетрезвым партнером играть доводилось?
— Вот так я вам все и выдам (смеется). Нет, я партизан, о коллегах — или хорошо, или никак. Могу сказать одно: мне приходилось играть с артистами высокого класса, по которым было очень трудно определить, что они что-то там употребляли. У них было такое мастерство, что со стороны и не догадаешься.
Забавный случай у нас был еще в 90-е, в театре "Браво". Мы работали в спектакле "Немного любви в этом безумном мире", я играл сына лорда Честерфилда. У нас был эпизод, где мы с партнером сидим на авансцене за столиком, потягиваем виски. Я вроде бы как наворачиваю что есть духу, и тут поднимается зритель, подходит к нам, без тени смущения берет со столика мой бокал, делает глоток, после чего громко и разочарованно объявляет: "Да они тут чай пьют!". Конечно, хохот стоял сильнейший, мы выкрутили эту сцену, и всем все понравилось, но мои якобы пьяные выкруты уже смотрелись иначе.
— Вы сейчас заняты на проекте канала "Украина" "Тройная защита". Как вам работается с режиссером Анатолием Матешко ("День рождения Буржуя". — Авт.)?
— У него абсолютно свое, ни на что не похожее видение, стиль. Он делает свою работу незаметно для артиста, выстраивая персонажа так, как он это видит. Он находит какие-то шестеренки внутри нас, благодаря которым, если скажет: "Пойди и прыгни в реку", я тут же это сделаю, ведь абсолютно ему доверяю. У него на площадке своя, особая организация, атмосфера абсолютного джаза — никакого давления, резких движений, постоянно что-то хочется выдумывать.
— Знаю, что также вы сейчас ведете передачу, посвященную истории крымских татар. Как вам в роли телеведущего?
— Да, эта передача выходит раз в неделю на крымскотатарском телеканале АТР, который переехал в Киев после аннексии полуострова. Когда снимался в фильме Сеитаблаева "Хайтарма", то очень проникся этой историей. Потому когда Ахтем предложил руководству телеканала, чтобы я вел эту передачу, я невероятно обрадовался. Быть причастным к этому очень важно для меня. Мы рассказываем о правителях, культуре, искусстве. Это важный проект, и я рад, что канал вещает по всей Украине. Очень надеюсь, что и крымский зритель это увидит.