Кирилл Плетнев. Фото STAR MEDIA
— Кирилл, вы сейчас снимаетесь в проекте Сергея Жигунова "Однажды в Ростове" о восстании в Новочеркасске и банде Толстопятовых. Каков ваш герой и какое место в сюжетной линии он занимает?
— Противостояние между моим героем и Толстопятовым, которого играет Володя Вдовиченков, напоминает – если вы видели – фильм "Схватка", с Аль Пачино и Робертом Де Ниро. Эти парни – большие друзья: они объединены общим воспоминанием, таким личным, которого у других людей нет. Уже в Ростове они начинают встречаться, общаться… Естественно, мой персонаж не знает, что за теми преступлениями, которые множатся вокруг, стоит этот человек, с которым они выпивают, разговаривают, делятся всем. А Толстопятов, как человек неглупый, направляет его так, как ему самому надо. А потом уже моему герою немного вправляет мозги КГБшник Жигунова.
— Вас так жестоко кто-нибудь обманывал в жизни?
— У нас такая профессия, где на самом деле все не совсем честно. Сейчас нет купеческого слова – когда держат, несмотря ни на что. Это бизнес, где предают сплошь и рядом. Например, если ты на западе пробуешься на роль, и тебя не утверждают, то тебе перезванивают и сообщают об этом. У нас же – сиди, жди, и если тебя не утвердили, никто не позвонит, а встреть ты того человека, с которым имел дело – так сделает круглые глазки, будто ничего и не было. Но так жестоко, как моего героя, к счастью, никогда не обманывали.
— Начинали вы в театре Армена Джигарханяна. Какой он руководитель?
— Он гениальный артист, но он – не руководитель.
— В чем это выражается?
— Руководитель такой субстанции, как театр, должен быть тонким политиком. Нужно мудро разруливать все тонкие ситуации, которые возникают часто между творческими людьми. У всех ведь амбиции… В этом отношении очень тонкий политик, например, Олег Павлович Табаков. Тот может совмещать актерскую природу и природу руководителя театра, подбирать репертуар. А Армен Борисович руководствовался своей логикой, своей дорогой и амбициями. Хотя те советы, которые он дает именно по актерской линии – они незаменимы. Может, у меня видение его деятельности идет еще оттого, что человек меня уволил…
— Разве вы не сами ушли?
— Нет, я-то написал заявление по собственному желанию, но меня на это сподвигли. Так-то меня никто бы не уволил: я же не прогуливал, не опаздывал, не пью, особо не снимался – только во внерабочее время в сериале "Тайга". Но мой художественный руководитель мне сказал: давай-ка, дорогой, лучше напиши заявление… Хотя теперь я знаю, что благодаря этому уходу у меня началась самостоятельная жизнь какая-то, все изменилось к лучшему.
— Вы только что упомянули как пример хорошего руководителя Табакова. Какую роль он сыграл в вашей жизни, что вы говорите о нем, как о профессиональном руководителе театра?
— Я был задействован в двух спектаклях в его театре, работал на него полсезона. Но не скажу, во МХТ меня позвал не он, а Кирилл Серебренников. А с Табаковым мы снимались вместе в фильме "Диверсант. Конец войны". И когда Кирилл привел меня, Олег Павлович вспомнил, говорит: "Да, да, давайте, я вас помню, поработайте". И за это время я немного увидел по артистам, которые работают в его театре, что он – хороший руководитель. Но, как видите, я же не остался во МХТе им. Чехова, значит, у меня своя дорога.
— А когда столкнулись с Табаковским талантом на съемочной площадке, то какое впечатление он на вас произвел?
— У нас случай с ним потрясающий. Он играл председателя колхоза, очень умного человека. Однако, предателя. Снимали сцену, когда идет допрос, и нас – моего героя и героя моего друга, Леши Бардукова, – привели к пану Артеменко Табакова. Его герой понимает, что мы – диверсанты, и он говорит: "Ну, что ж, не повезло вам, придется расстрелять". А мы с Лехой решили посмотреть, как Табаков отреагирует на незапланированную реплику, потому условились заранее. И вот Бардуков говорит: "Лучше один раз напиться свежей крови, чем всю жизнь питаться падалью. Алексей Максимович Горький". И Табаков, даже не поведя бровью, прямо в кадре по-немецки выдал фразу, которая была на воротах Бухенвальда написана и переводилась как "Каждому – свое". И дальше – что положено по тексту. Вот это реакция! Конечно, он нас, пацанов, удивил! И даже это вошло в фильм, так как отлично легло под его персонаж.
— Вы росли дворовым пацаном?
— Я рос в Питере в районе, который называется Гражданским, то есть, на Гражданке. И у нас во дворе было все, что обычно бывает во дворах: и драки, и коммерцию мы пережили в начале 90-х, и появление рэкетиров… Но мне повезло, потому что в 9-м классе моя семья переехала в район, где я никого не знал. Перешел в новую школу, общаться плотно было не с кем да еще и занимался танцами, так что времени на улицу особенно не было. Мои бывшие одноклассники – кто на героин сел, кто – в тюрьму, а меня вот пронесло. Родителям, конечно, еще спасибо: отдавали то на тэквондо, то на танцы, чтобы не болтался.
— Когда вы занимались танцами, то в клубе "Метро" танцевали с Сергеем Горобченко. Вы сейчас поддерживаете отношения?
— Я бы не сказал, что мы какие-то друзья. Более того, получилось так, что я уже уходил из этого клуба, а Серега пришел, и, может быть, пару программ вместе отработали, не больше. Хотя мы еще в одном институте театральном учились, он на курс-два старше, так что если встречаемся где – можем, конечно, пообщаться. Однако, Сережа не любит вспоминать об этой странице своей жизни… Но я не понимаю, почему – это было в жизни и чего тут стесняться?
— В ту пору вам, студентам, хватало ли денег на то, чтобы перед девчонками покрасоваться?
— Отчасти да, помню, в какой-то момент я перестал брать у мамы деньги, и на свои расходы мне хватало. Хотя я, конечно, ел дома, имел крышу родительскую над головой…
— Сколько зарабатывали за программу?
— По тем временам – долларов 50 за ночь. Девушку можно было и в кино, и в кафе сводить.
— Вы когда-то работали помощником повара – готовите хорошо?
— Готовлю! Если у меня собирается какая-то компания, то делаю чаще всего пасту с разными соусами. Или салат из авокадо – меня научили на Карибском море.
— Вот, выходит все ваши детские, юношеские увлечения вам пригодились в профессии…
— Да, часто приходиться бегать, прыгать, чем-то помахать. Хотя в большей степени мне, наверное, помогают танцы. Потому что это все-таки некий ритм, ты можешь организовать свое тело.
— В "Каникулах строгого режима" ваш герой как раз очень активно махал палкой перед Безруковым… Не задели его часом?
— К счастью, нет.
— А как Сергей вас задел?
— Самым лучшим образом. Потому что – скоро вот на экраны выйдет телеверсия – и на самом деле наша сцена длится целых семь минут, то есть, очень большая. Снимали мы ее целый день, у него было всего две реплики. Сергей всего два раза выходил со съемочной площадки, ну, по нужде, например. И говорил: я сейчас вернусь, не снимайте. Это сейчас, в то время, когда можно сниматься без партнера, он отсидел весь день, за камерой, помогал. И дал ну просто кучу советов. Хотя сцена-то, соло, не его. Предложил мне дробь ногами выбивать, которая потом в музыку переходит, что-то еще… Он очень чувствует жанр, переходы, реакции подсказал – чувствовался опыт.
— Это правда, что Егор Бероев во время съемок в "Десантуре" прострелил вам руку?
— Да, вот (показывает затянувшуюся рану).
— Ой… Он что, не видел, куда стрелял?
— Да нет, нас просто выставили в такую мизансцену: мы стояли, стреляли – он с колен, я – стоя. Нас попросили поближе друг друга держаться, чтобы лица были рядом, чтобы парный план взять. И в какой-то момент дуло просто уперлось в руку. Пистолеты были заряжены холостыми, однако, когда стреляешь вплотную, то и от холостых остается вот такой след – идет огонь, летят куски пластмассы.
— С Егором у вас была и личная конфронтация. Что не поделили?
— Да нет, ничего… Он на самом деле – по прошествии времени я это понимаю – говорил многие очень правильные вещи. Другое дело, иногда важно не что ты говоришь, а как. Иначе другой человек уже не услышит твоей справедливости.
— Вы родились в Харькове, и отец у вас в Украине живет, причем, потеряв его еще в детстве, вы нашли его только недавно…
— Да, в прошлом году. Он и сейчас живет в Харькове. Но мы не видимся.
— Потому что некогда?
— Тут есть несколько факторов. Во-первых, он же уже не часть моей жизни, он ушел, когда у меня был достаточно ранний возраст, и я научился жить без него. Я мог бы уже теоретически иметь своих детей, надеюсь, они меня когда-нибудь будут. Потому не чувствую в нем особой потребности, мне достаточно тех родственников, которые у меня есть – мама, тетя, брат. Наверное, если бы отец ввел бы какую-то константу в наших отношениях, если бы показал, что ему это действительно нужно, то и я бы больше откликнулся. А так он меня нашел, а дальше шагов не сделал. Встретились мы, не видевшись 17 лет, поговорили. Понятно, что разговор сразу теплый не получится. Ну, поговорили – и что дальше?
— А как же бабушки, дедушки со стороны отца?..
— Бабушка там умерла, а дедушка совсем старый и уже неважно себя чувствует. Я звонил, разговаривал – он забывает о многом.
— Вы играли у Хотиненко в фильме "Поп", где главную роль исполнил Сергей Маковецкий...
— Который, к слову, киевлянин…
— Да! Как считаете, правду говорят, что он довольно капризен в общении?
— Нет, такого я точно не видел. Если говорить о понтах, то я бы сказал, что он – не с понтами, а спонтанный человек. А работается с ним просто потрясающе, потому что как раз у него очень неожиданные реакции, он способен замечательно импровизировать, неожиданный в кадре. Если ты сам партнер чуткий и реагируешь, то это всегда очень интересно. Мощный профи. Вот, например, делает дубль – все снято отлично. А он говорит: "А давайте сделаем еще дубль – я себя приглушу немного". Я спрашивал: зачем? А он говорит: а в следующей сцене у меня довольно сильные, яркие проявления – так вот хочу немного пригасить, чтобы зритель успел воздуха глотнуть и чтобы на более блеклом фоне яркие краски еще сильнее проявились. Способность к самоограничению для актера очень сложно дается, ведь сознательно себя тушить очень сложно. И от него как раз я такое качество постарался перенять.
— Спрошу и еще об одной коллеге. После картины "Вера, Надежда, Любовь", вы сказали об актрисе Анне Снаткиной, что она – ангел во плоти.
— Ничего себе. Когда это?
— В одном из интервью своих. А что, не соответствует эта фраза действительности?
— Соответствует, только я такими формулировками не пользуюсь. Но вообще Аня – моя подруга и коллега, замечательная девушка: красивая, талантливая, интересная. Мое сердце она не разбивала, но у нее же вон сколько киносаг о любви: "Татьянин день", "Обреченная стать звездой"… На всю страну, каждый вечер, по 150 серий. И как, знаю, обо мне очень многие мамы перед телевизором своим дочкам говорят: "Вот, тебе был бы отличный муж", так и об Ане, думаю, мамы говорят своим сыновьям: "Вот, была бы тебе отличная жена, девочка какая хорошая". Так что, думаю, конечно, она разбивает сердца.
— Давайте о девушках. Вы как-то говорили, что тяжело с ними знакомитесь, потому что не так легко себя перебороть. В основном, они сами, наверное, с вами знакомятся?
— Нет, конечно, момент ухаживания за девушками в связи с профессией, с известностью, очень упрощен. Но в этом есть и опасность определенная, потому что есть настоящие женщины, которые ждут ухаживаний, к ним просто так не подойдешь, кто бы ты не был. И мне так кажется, что настоящая женщина сама не подойдет и не познакомится. Если это не экстраординарная ситуация, конечно. Поэтому с точки зрений случайных связей – профессия все упрощает. А вот с точки зрения чего-то настоящего – то ты отвыкаешь от этого, не помнишь, как это делается. Оборотная сторона медали, когда за популярность надо платить растерянностью и неловкостью.
— Вы боитесь этих обломов, отказов…
— Да, боюсь.
— Правда ли, что вы очень не любите Москву? Чем он вам не нравится?
— В данный момент – смогом и пожарами. А вообще тем, что очень много лишней суеты, ни к чему не приводящей. К вечеру ощущение, что ты устал смертельно, кажется, что столько переделал, а оборачиваешься и понимаешь, что ты сделал очень мало. И есть видимость, что ты находишься постоянно в каком-то процессе. На самом деле – это лишь видимость. Ни в каком процессе ты не находишься. Еще там, где много возможностей, много людей хочет чего-то достичь и боится выпасть из обоймы – много агрессии.
— Поэтому вы переехать в Питер. Когда планируете?
— Я не говорил, что хочу переехать в Питер, я говорил о Праге. Я действительно хочу туда переехать и поступить в Высшую актерскую школу. Буду совершенствоваться. Но пока это – цель.