Фото А. Еловиков
- Ваш путь к славе был не очень тернистым. Внезапно свалившаяся в середине девяностых популярность сильно "ударила по мозгам"?
- Сильно, сильно. Мне было тяжело все это пережить. Объясню. Вот у тебя есть твоя душа, твои руки и твой инструмент – некий такой замкнутый круг, внутри которого ты формируешь какой-то "прикол". Два слова и три ноты, которые рождают в тебе слезу, ощущения счастья, либо нагнетают драму. Когда все взорвалось, когда появился успех, выйти из этой интимной атмосферы и стать публичным было в миллион раз сложнее, чем придумать песни...
- Вы не считаете себя публичным человеком?
- Стать публичным для меня, человека замкнутого, домашнего, любящего компанию из не больше восьми человек, было катастрофически тяжело. У меня есть боязнь, правда, не настолько развитая, чтобы обращаться к психологу. Это боязнь большого скопления людей. Мне тяжеловато бывает выступать на больших площадках, вручениях каких-то премий.
Когда я перешел со стадионов в тысячные залы, мне стало намного комфортнее. На стадионе я вообще ни на что не гожусь. Играть живьем там невозможно, а под фонограмму я не могу. Это выше моих сил, я пробовал много раз и понял, что это бессмысленно. Сейчас я вполне доволен – только теперь я могу показать людям ту музыку, которую сочинил еще пятнадцать лет назад. Чтобы добиться этого, нужно было стать "звездой", сделать много "шлягеров".
- Как часто вы сейчас пишете песни?
- Я не хожу в туалет с гитарой, хожу с кроссвордом. Когда-то я писал в год сто мелодий, заготовок, из которых десять попадали на альбом. Сейчас я поступаю проще: пишу десять заготовок, каждая из которых попадает на диск. Мой опыт просто позволяет мне не писать лишнего. В юности, когда пишешь, тебе нужно доказать свое мировоззрение. Помню, когда мне было лет 12, у меня была температура сорок, а мама была занята и за мной пришел присмотреть сосед. "Какую книжку дать тебе почитать?
Может, Афанасия Фета?" – "Нет, мы не сторонники чистого искусства! Мы – общество сторонников настоящего реализма!"- ответил я. Но это юность. Нужно обязательно быть сторонником или несторонником чего-либо. Новую пластинку "Не уходи далеко" я выпускаю в сентябре. Это будет сольный альбом, только одна песня будет исполнена дуэтом с женой. Признаюсь, у меня уже и следующая пластинка по материалу готова.
- Тогда, лет десять назад, со своим увлечением латинской музыкой вы стояли особняком на российской эстраде...
- Вообще, все это называется босса-нова. Она может быть быстрее, медленнее, жестче, мягче... И что касается того же Карлоса Сантаны или Ал ди Меола, с кем я работал, они все в основном люди достаточно оригинальные. Ведь сама по себе латинская музыка очень глупая. Мексиканская музыка, например, примитивна. Испанская же музыка насыщена арабской и итальянской, и поэтому на самом деле очень глубокая. Более-менее серьезные люди на этом рынке всегда умудрялись объединять стили и лады так, чтобы это звучало в их пользу. Наверное, то, что получилось у меня на сегодняшний день, это объединение всех этих стилей и совмещение их с чем-то нашим, с нашим представлением о жизни. С русским текстом, русским словом.
- Насколько тяжело это было сделать?
- Да, сделать это было сложно. Изначально все началось с джазового училища, с босса-новы. Детство проходило за "железным занавесом", поэтому пластинок было не особенно много. Просто именно это музыка нравилась очень сильно. В ней есть какая-то искренность. Но, опять-таки, эта искренность есть не во всех проявлениях. Если взять латиноамериканскую песню и положить ее на русский язык, получится ансамбль "Ритмы планеты" и никаких достижений в этом смысле не будет. Я пробовал это делать.
До того как появился "Босоногий мальчик", я придумывал кучу вещей и в итоге получались просто песни "латинос", переведенные на русский язык. Но вот найти именно симбиоз! И вот когда я "въехал", что сочинить можно так, что это будет интересно человеку в Самаре, Челябинске, Николаеве, Киеве… Средством художественной выразительности в данном случае выступила именно латиноамериканская музыка.
- Расскажите историю создания песни "Если ты когда-нибудь простишь".
- Мы сильно поругались с Анжеликой. Я ужасно ее обидел, сказал несколько слов, которых не должен был говорить. Я понимал, что эти слова уже не вернуть. Но, слава Богу, она человек творческий, и был всего один способ помириться: я поднялся в студию, и ровно за двадцать минут написал эту песню.
- Практически все "звездные союзы" в российском шоу-бизнесе уже распались...
- Таких браков, как наш, по-моему, уже и не осталось. У нашего "публичного" брака есть огромный плюс и огромный минус. Минус – это то, что никто из нас не имеет настоящего супруга. В том смысле, что жена должна готовить завтрак, а муж – ухаживать за женой, когда ей нехорошо, а не торчать на студии. Мы ухаживаем друг за другом в основном духовно.
Мы помогаем жить, потому что понимаем друг друга как никто другой. С одной стороны, это хорошо, потому что мы можем сгладить любые наши разногласия, а с другой стороны, мы не можем жить, как обычные супруги. Мы оба странные люди, на каких-то своих "заморочках". Каждому нужен обслуживающий персонал, чтобы ухаживать за неразберихами в наших головах, и множество друзей, чтобы нас постоянно мирить.