Сын. «Память об отце — это святое. И память любит тишину»
Читайте также 13 лет без Чорновила: дело о ДТП с признаками убийства
— Однажды к вам подошел министр Юрий Кравченко и сказал, что когда-нибудь расскажет всю правду о гибели вашего отца, отчего вдруг?
— Как вспоминали милицейские руководители, Кравченко был служакой. Но в отличие от того же Фере, своего учителя, руководителя аппарата министра, не любил лезть в такого рода дела... Когда приказывали, выполнял, но не более. Вероятность того, что он лично отдавал указания насчет моего отца, думаю, не очень велика. Вероятнее всего, самыми грязными, грубыми делами заправлял Фере, которого тоже давно нет в живых. А Кравченко понимал, что вся ответственность ложится на него. Сказывался и психологический фактор — он сам ждал ареста и говорил об этом накануне своей гибели. Эти слова не раз пересказывали как пророческие: "Меня все-равно убьют — не на воле, так в тюрьме". И вот как-то, повстречав меня, он протянул руку для приветствия. Но я ему не ответил.
— Вы не подали руки?
— На тот момент я воспринимал его как убийцу моего отца. И вот тогда он произнес эту фразу: "Тарас, ты думаешь, что я убил твоего отца. Но если буду жив, — кажется, так он сказал, — то расскажу тебе об этом очень много. Так много, что за голову схватишься". Думаю, тем самым он давал понять, что не имел отношения к этому...
— Но так и не раскрылся?
— Понимаете, и я находился в подавленном состоянии, и он еще не был готов открыться полностью. Он очень быстро ушел.
— Когда, напомните, это было?
— За пару дней до его гибели — в первых числах марта 2005-го.
— Скажите, вы долго не давали согласия на эксгумацию тела Вячеслава Максимовича, а потом, когда она все-таки состоялась, присутствовали при этом?
— Нет! Кто-то сделал все возможное и невозможное, чтобы в момент извлечения тела и при эксгумации меня там не было (в ГПУ "Сегодня" пояснили, что руководствовались гуманными соображениями, щадя психику Тараса. — Авт.). Но там присутствовали очень авторитетные специалисты, в том числе рекомендованные мной — они однозначно сошлись во мнении, что смерть отца и его водителя наступила вследствие столкновения "Тойоты" и КамАЗа, а не добивания кастетами. Да и механические повреждения иномарки были такими, что если к Павлову еще можно было как-то добраться, то сторона машины, где сидел отец, была настолько расплющена, что туда даже руку нельзя было протянуть — не то, чтобы ударить чем-то... Так что версия о добивании кастетами была ошибочной...
— Сейчас идет суд над водителем КамАЗа Куделей, который, кстати, признает свою вину — как-то можете это прокомментировать?
— Мне не очень верится в то, что суду удастся расставить точки над "і". Куделя пытается играть роль простачка. Но в заседаниях ведет себя как матерый, отпетый рецидивист, знающий, что и как говорить. На самом деле он очень непрост. Он четко следует заранее заготовленному сценарию. Мы будем ходатайствовать о вызове в качестве свидетелей многих людей, в первую очередь следователей, которые вели это дело, начиная с самого первого, Пастушенко, и заканчивая остальными. Пусть они уже на судебном заседании ответят за все, что делали и не делали и почему поступали так, как поступали... Судья ведет процесс объективно, корректно. Как пойдет дальше, не загадываю. Мы должны получить четкие и честные ответы на все вопросы. А на могилу отца, как прежде, хожу один. Помпезные мероприятия, громкие речи — не для меня. Я их не приемлю. В такие минуты хочется просто помолчать.