Оригинал. Любит эпатировать публику шотландкой и леггинсами. Фото М. Львовски
— Вячеслав Михайлович, при всей вашей занятости, как вы выкраиваете время еще и на "Модный приговор" — телепрограмму, которая выходит пять раз в неделю?
— С трудом, с большим трудом выкраиваю. И уже рад и не рад, что с этим связался. Я так выкладываюсь на телевидении, что физически себе не принадлежу. Телевидение меня выкручивает. Я ведь поэтому так медленно и тихо стал говорить, потому что мне не хватает воздуха и сил. Недавно я уже хотел отказаться от этого проекта, из-за того, что мне со здоровьем действительно стало хреново. Мы же по 12—14 часов проводим в студии, когда снимаем сразу три-четыре программы. А там очень вредная среда: это радиация, это отсутствие кондиционера, это свет яркий в глаза… Это, конечно, безумие. Только мне и моим замечательным партнершам, Эвелине Хромченко и Арине Шараповой, известно, как нам хреново, когда мы уходим после съемок программы.
Но это настолько интересный проект, что я даже не предполагал, что он меня настолько затянет. Я чувствую внимание со стороны людей, которые приходят в качестве обвиняемых и понимаю, что совершаю потрясающий благородный акт по отношению к ним. Потрясающее чувство, когда видишь этого человека в финале программы и дуреешь, искренне плачешь вместе с ним от радости. Мне интересно, что я могу повлиять на ход событий, изменить то или иное мнение — вернуть жене мужа, а подруге друга… Я же психолог и отлично знаю, что такое клиент, поскольку с клиентами работаю уже 30 лет. И понимаете, вымученный оттуда выходишь совершенно, но душа радуется, поэтому меня и тянет на "Модный приговор".
— И как вам украинский аналог "Модного приговора"?
— О, лучше бы не напоминали мне о его существовании. Я эту, так сказать, передачу случайно увидел по телевизору в Париже, когда был в гостях у своих друзей. Это полное безобразие. Я подумал, как можно на мое место посадить Борю Моисеева. Боря ведь, может быть, замечательный певец или танцор, но он же категорически никакого отношения не имеет к моде. И то, что он говорит и как рассуждает об одежде, мне было просто стыдно слышать. Пришлось срочно переключать канал и искать какую-то отвлеченную тему для разговора…
— Не было ли у вас идеи пригласить на программу не простого человека, а какого-нибудь известного политика и откорректировать его стиль? Среди представителей украинской власти по этой части много оригиналов…
— Если честно, я политикой совсем не интересуюсь. У меня свой интерес на всю жизнь, если хотите, своя религия — религия красоты. Хотя мне доводилось общаться и с Брежневым, и с Косыгиным, и с Шеварнадзе, и с Горбачевым, и с другими видными деятелями ушедшей эпохи… Это люди замечательные, но они приходят и уходят, а мы остаемся. Они меня пытались, каждый по-своему, или приблизить, или унизить.
Ельцин — единственный человек, который меня понял и вручил мне орден, и Путин понял смысл моего искусства — от него я получил почетное звание. Но в массе своей политики, их жены — это просто потребители. Они не уважают нашу профессию, относятся к нам, как к рабам. Они не видят в моде одну из ветвей искусства, такую же высокую, как музыка, живопись, архитектура, но самую близкую к человеку. Со мной бы не считались, но вся мировая пресса обо мне пишет, я признан в мире, и они вынуждены со мной считаться. Иначе бы они меня давно раздавили, уничтожили, как назойливую муху, которая постоянно мешает своим жужжанием. Потому что я все время им говорил: дайте мне возможность приобщать к красоте, дайте мне возможность сделать массовую одежду доступной для восприятия, эстетически более ценной, совершенной по форме и содержанию… Все это я мог сделать, но никто меня не услышал.
— Политиков не было, зато побывал у вас на "приговоре", правда, не в качестве обвиняемого, а как эксперт ваш сын Егор — в байкерском "прикиде", и по обычаю произвел фурор, подтверждая репутацию неординарной личности…
— Я боготворю этого человека. Егор необычайно талантлив, очень изысканен во всех своих проявлениях, не только как модельер, но и как личность: умница большая, эрудит, тончайший эстет, хотя сам по себе, когда на него посмотришь, никогда и не скажешь, что он эстет: какие-то старые майки носит, и вещи эти байкерские. Но я считаю его самым эпатажным модельером в мире, не только в России. Он делает гениальные вещи. Никто подобной его одежде сегодня не создает. Это человек, который созрел и воспитывался на моей культуре одежды. Он блестящий классик, но классик будущего. Он мне говорит: "Папа, зачем я буду делать то, что делаешь ты?". И он эпатирует моду тем, что создает образы одежды будущего.
— Ваша внучка тоже приобщается к миру моды?
— Марусе 14 лет уже. Она закончила 8 классов и уезжала на каникулы отдыхать на юг. Мы с ней, конечно, ведем переговоры относительно ее будущего. Она меня спрашивает, как ей поступить с ее будущим. И я советую Марусе пойти в технический вуз, где она могла бы получить знания прагматического направления. Поскольку я абсолютный романтик, Егор прагматик, а Маруська еще больший прагматик, чем Егор. И она, я уверен, могла бы быть руководителем нашего Дома моды. У нее тонкий вкус, она блестяще рисует одежду и уже мне помогает. В прошлом году она проходила у меня практику — мы вместе кроили и шили одежду. Но я ей говорю: "Тебе не надо моделировать, пока у тебя есть папа и я". Хватит пока модельеров в семье, лучше помоги нам на другом фронте работы. Она ведь блестяще учится, отличница с лидерскими качествами.
— В советское время продолжение семейных традиций поощрялось не во всех случаях и вам лично довелось услышать в свой адрес обвинение в семейственности…
— Это было уже на исходе советской власти, в 88-м году, когда Егор стал работать со мной в Доме моды на Кузнецком мосту. Меня действительно обвинили в семейственности — сын и отец на одном производстве, пристроил, мол… Это дошло тогда до партийной организации. И признаюсь, этим они переполнили чашу моего терпения. Меня тогда многое не устраивало в работе и я пришел в кабинет к директору и сказал ему: "Убирайтесь к чертовой матери, теперь я буду директором!". Потому что насилие над художником не может продолжаться бесконечно, всему есть предел. Я, будучи художественным руководителем Дома моды, создавал коллекции, а за границу с ними выезжали наши руководители, которые к творчеству никакого отношения не имели.
Меня до 1988 года вообще никуда не выпускали. И меня доконали. Был страшный скандал, общее собрание, а у нас тогда работало 520 человек — большое производство у нас было, мужская и женская одежда, верхняя одежда, головные уборы. Устроили голосование: 470 человек были за меня, и только полсотни за прежнего начальника. На следующий день я стал директором, и вот уже четверть века наш Дом моды процветает.
— Одежда от кутюр — это изначально творения для искусства и музея. Человеку, надевшему такой костюм, предоставляется шанс быть не только манекеном? Не затмевает такая одежда личность?
— Одно дело — коллекции чисто рекламные, пиаровские коллекции кутюр, и для собственного удовольствия, и для того, чтобы рассказать о новых тканях, и для того, чтобы привлечь людей к теме моды. И совсем иное — работа с клиентами. Иное — когда костюм создается индивидуально, не просто индивидуально по фигуре человека, но по душе его, характеру, как его неповторимый образ. И поэтому для меня кутюр — это прежде всего клиенты. Я считаю, что все, что сшито в этом смысле индивидуально — это и есть кутюр. Не просто сшито вручную, а сшито для личности конкретной.
А коллекции — это чисто пиар, для удовольствия, для себя, это лишняя трата денег, они не окупаются, как правило. Обычно с этими коллекциями я выезжаю — поездки по регионам России, на Запад, показываю мастерство свое и своих коллег, людей, которые со мной работают, моих учеников. Кутюр — это мечта, понимаете… Как ребенок чувствует радость от получения новых игрушек, так и взрослый — от приобщения к красоте. И это гораздо для меня интереснее, чем шить на манекенщицу, абстрагировано от живого образа. Я испытываю радость двойную, видя радость человека.
Сейчас много у меня полных клиенток, и невысоких, и маленьких, и совершенно нестандартных. И я получаю гораздо больше удовольствия от работы, если я вижу, что человек счастлив. Я пришел к убеждению, что служить человеку — самое большое счастье. И видеть радость человека, который получил удовольствие от сотворенного тобой.
Был период, началась агрессия Запада, открылась масса рынков, бутиков — все круче, круче, — была опасность клиентов потерять. Но было этого времени всего три-четыре года. Потом все возвращается на круги своя. Люди, которые хотят иметь индивидуальную одежду с авторским таким прицелом, они возвращаются. Ширпотреб, какой бы он ни был дорогой, с каких бы подиумов не сошел, он остается ширпотребом. А энергетика, которой я насыщаю свои модели одежды, она приносит людям радость, они чувствуют себя в этой одежде очень комфортно, очень вальяжно, они чувствуют себя защищенными.
— В вашем родном городе Иваново открыли музей вашего творчества. Не хранятся ли там самые первые вещи, сделанные вашими руками?
— К сожалению, не все сохранилось и я же, когда начинал свой путь в моде, 45 лет назад, предположить не мог, что моему творчеству будет посвящен целый музей. А свою первую модель я сделал на третьем курсе института. Нужно было что-то зимой носить. И я сшил себе пальто из войлочной шинельной ткани. Такое пальто в стиле Гольбейна: расширенный плечевой пояс, круглая горловина… Кстати, в этом пальто я появился на страницах журнала "Vogue" в 1965 году. Там была подпись: теперь Москва имеет своего большого художника. И я там в этом пальто с широкими плечами и в своей шапке облезлой кроличьей. Вещи действительно легендарные. А потом я начал шить сорочку. И вы знаете, это было самое большое потрясение, когда я чувствую: вот ткань, мертвая ткань лежит на столе, и я беру ее, разрезаю, прострачиваю, нашиваю аппликации и — получается художественное произведение.
— Сейчас вы в Ялте не как отдыхающий, а ведущий и вдохновитель ялтинских Дней высокой моды. Осмотреться вокруг успели?
— Удивительно то, что я только два года назад впервые побывал в Крыму. Вот, благодаря начинаниям и энергии ваших ялтинских энтузиастов, я уже третий раз приезжаю сюда. Но расслабляться себе не позволяю. Я ведь уже скоро 30 лет, как в отпуске не был. Я живу работой, в ней нахожу истинное удовольствие и смысл бытия. Это не пафосные слова, это действительно так и есть. Мне не интересно отдыхать. В Крыму мне нравится — божественные пейзажи, но климат не мой. У меня здесь открылись все мои болезни, не могу понять почему. Люди здесь лечатся, самый воздух вытягивает из легких все, чем они забились в мегаполисах, но для этого нужно время, а у меня всегда пару дней…
Прошелся я и по ялтинской набережной, конечно же. И меня больше всего поразило огромное количество голых людей — в трусах, майках, лифчиках. Для меня это был шок — нельзя всем показывать свои тела так откровенно и бесстыдно. Я понимаю, когда красивое тело хорошо оформлено, одето, а так было очень много диссонанса. Я был в шоке от толпы.. А так у вас божественное место, в парке я чувствовал, что это рай земной.
СОВЕТЫ ПОСТОЯННЫМ КЛИЕНТАМ. Прежде всего, у них обязательно должен быть классический костюм, приталенный пиджак. Три варианта пиджака: черный, твидовый, жаккардовый. Обязательны к этому три варианта белой сорочки: с воротничком-стойкой, воротничком-апаш, классическим мужским воротничком, чтобы его можно было отогнуть, повязать шелковый шарф. И сорочка с жабо, всевозможными кружевами, оборками, красивыми манжетами, пышными рукавами. Прямая узкая юбка, обязательно брюки, но не джинсы, ни в коем случае, потому что они обесценивают женщину.
А если говорить про наших мужчин, я отстаиваю право мужиков носить леггинсы, как раньше, во времена готики, носили трико. У мужиков красивые ноги, зачем их прятать в "мешок"? Мне сейчас даже странно надеть брюки, я сам хожу в леггинсах или в шотландском килте.
Родился 2 марта 1938 года в Иванове, в рабочей семье. В 1956 год с отличием окончил Ивановский Химико-технологический техникум, получил квалификацию художника по росписи тканей. В 1962 году закончил с отличием Московский Текстильный институт и стал работать на экспериментальной швейной фабрике Моссовнархоза. В 1965 год познакомился с Пьером Карденом и Марком Боаном. В 1979 году Зайцев уходит из официальной моды и начинает все сначала в маленьком ателье, которое позже перерастает в Московский Дом Моды.
Майк Львовски, Юлия Гегельянц