Фото: оргкомитет «Звезды мирового балета»
— Владимир Викторович, помните свой первый танец, вообще — как все начиналось?
— Об этом можно написать целую книгу. А вообще — совершенно случайно: в 47-м я пошел во второй класс, и как-то гулял во дворе, вышел мой товарищ Слава и говорит: "Вовка, пойдем в дом пионеров, я там занимаюсь танцами". Ну я и пришел, абсолютно босой. Но меня поразила учительница — удивительная женщина. Мы же были дети дворов, после войны, а здесь явилось такое волшебное создание. У нее была потрясающая прическа, ее сопровождал аромат духов, и мне показалось, что вышла какая-то богиня. И она нас начала учить вальсу. Знаете — первый танец, а для меня это действительно оказалось просто. А после, как закончилось занятие, она всех отпустила, а меня попросила остаться, чтобы показать другой группе, как правильно нужно танцевать вальс. Я был просто потрясен: первое занятие — и мне сразу предложили такое! Потом еще было много чего, она вызвала мою маму, рассказала, что у меня талант, я поступил в хореографическое училище, там познакомился с моей будущей женой Катей Максимовой. Но знаете, даже если бы не тот случай, все равно занимался бы искусством.
— На протяжении вашей карьеры были десятки ролей, можете сказать, какая была ближе всего душе?
— Трудно сказать. Могу назвать лишь две самые, которые я сильно не любил: одна — это голубая птица в "Спящей красавице", а вторая — юноша в балете "Шопениана". Я их просто ненавидел — в них не было какого-то развития: ну что, ну голубая птичка, ну порхает и порхает. Эти две роли меня просто абсолютно не цепляли.
— Если вспомнить всемирно известного "Спартака" в вашем исполнении, за которого вы получили Ленинскую премию в 1970-м, чем для вас была эта роль?
— Она больше была философская. Вся прелесть этой роли в том, что при всей могущественности Спартака, у него были слабости. Мне всегда нравились роли, в которых много полутонов, когда образ соткан из множеств "да" и "нет". До меня ведь много кто танцевал Спартаков — а я его старался подать с какой-то особенностью. Наверное, у меня это получилось.
— А вообще, какие роли вы считаете наиболее удачными?
— За всю жизнь я станцевал много спектаклей, даже не скажу, сколько именно, но ни один меня никогда не удовлетворял, по крайней мере — мое выступление. Знаете, никогда не оставалось такого чувства: "Боже, я сделал это просто здорово!". Всегда было — то в первом акте что-то не так, то во втором. В другом спектакле вроде и все получилось, а вот какого-то слияния с музыкой не было. Не знаю, наверное, художник всегда должен оставаться неудовлетворенным. Вообще, я себя никогда не считал гениальным.
— В советские времена вы много ездили за границу, было немало предложений остаться там, никогда не думали переехать?
— Я не думал даже об этом. В те времена... Это сейчас просто, а тогда это был бы выбор другой жизни. У меня просто никогда это в голове не укладывалось, да и у жены, с которой я танцевал всю жизнь, — тоже. Да, мы понимали, что там могли бы иметь гораздо больше благ, чем в СССР. Но мы не могли бросить людей, которые нас воспитали и которые нас обожали и любили, — вот и все!
— У вас множество наград — какая самая любимая?
— Я ни разу их не надевал — их очень, очень много. Наверное, все мои награды можно будет увидеть, когда меня уже понесут. Я просто к наградам человек привыкший, они не есть для меня сама цель.
— Вы сейчас занимаетесь поэзией, пишете картины. Но никогда их темой не становится балет, почему?
— Балет занимает всю мою жизнь, и все мое творчество было посвящено только ему. Картины и поэзия... Наверное, это мой такой "выхлест" того, чего я не делал раньше, и все это появилось, когда я закончил танцевать. Это иммунитет для меня — воплощать себя в стихах, живописи. Я вот утром проснулся в шесть, а когда пришла помощница, я уже написал четыре этюда. Просто по памяти. Например, изумительный остров, который я видел недавно в Красноярске.
— Но вы ведь вернулись на сцену, на фестивале в Донецке поразили всех своим выступлением под балладу Шопена.
— Если честно, еще год назад и не думал, что выйду на сцену. Но так получилось, стечение обстоятельств. И смерть жены, и точное попадание в эту балладу Шопена...
— Вам недавно исполнилось 70, каково сейчас танцевать?
— Знаете, каждое выступление — это очень тяжело, устаешь, но это так волнительно. Семьдесят лет... мне раньше казалось, это такие дряхлые старики, а вот сейчас я не ощущаю на себе тяжести возраста. Конечно, я не могу быть настолько быстрым, ловким, настолько энергоспособным, как 20-летние. Но стариком себя я не ощущаю.
— Вы часто говорите про обстоятельства, о провидении свыше. А в чем ваша вера?
— Я даже не знаю. Я верующий человек, безусловно, но главный вопрос — в церковных ритуалах. Когда я был маленький, меня мама водила в церковь, причащаться. Я смотрел на жизнь Иисуса Христа на фресках. И с годами, когда все больше и больше стали обуревать вопросы: а почему? а зачем? — я все меньше стал ходить в церковь. И сейчас я очень редко туда хожу. Скорее всего, это потому, что, приходя из храма, я не обретаю покой. Я не могу обращаться с самым сокровенным к Высшему Божеству, когда вокруг толпа людей. Наверное, это с детства идет. С ужасом вспоминаю, когда только повернусь чуть в сторонку в храме — а старушки так злобно шипят: "Мамаша, что же вы не следите за ребенком, вертеться здесь не принято".
— Владимир Викторович, я знаю, что у вас есть и свое особое отношение к богатству человека, это откуда?
— Я не понимаю самого определения — богат или беден. В материальном плане, по сравнению с кем-то, я сказочно богат, по сравнению с миллионерами — беден. У меня никогда не было тяги к деньгам. И, знаете, мне часто хочется сказать людям, которые мало получают, но гораздо талантливее многих: "Ребята, да плюньте вы на этих богачей, потому что они потом будут за счастье почитать, готовы будут отдать миллионы за то, чтобы просто рядом с вами посидеть".
"Русский бог" живого танца
Владимир Васильев советский и российский артист балета, хореограф, педагог. Народный артист СССР. В 1958 году окончил Московское хореографическое училище и стал солистом балетной труппы Большого театра, где проработал больше тридцати лет. С 1971 выступает в качестве хореографа, поставил целый ряд балетов на советской и зарубежной сцене, а также телебалеты "Анюта" и "Дом у дороги". Снимался в фильмах-балетах. В 1982 окончил балетмейстерское отделение ГИТИСа, в 1982—1995 преподавал там же хореографию. За годы карьеры Васильев станцевал практически все ведущие партии классических и современных балетов, среди которых Базиль ("Дон Кихот" Минкуса), Петрушка (одноименный балет Стравинского), Щелкунчик (одноименный балет Чайковского), Спартак (одноименный балет Хачатуряна), Ромео ("Ромео и Джульетта" Прокофьева), принц Дезире ("Спящая красавица" Чайковского).