Умер знакомый. Точнее, погиб. Три года назад.
Я узнал случайно – встретил его сына на улице. Обрадовались друг другу. Разговорились – тут он и поник. И вижу, что на душе у него – камень размером со всю вселенную и жить ему с этим камнем теперь всю жизнь.
Отец у него был слегка, как говорят у нас, раздолбай. Родом с окраин Донецка, с Петровки, где вся семья и проживала до войны. Работал то там, то сям, нигде долго не задерживался, хотя нрав имел веселый, выпить не дурак, но меру знал, еще и более слабых в этом отношении до дверей дома доносил и женам в руки передавал. Вообще, он был мастер по памятникам – тем что на кладбище ставят.
А история его типичная, хоть плачь. Когда в Донецке в 2014-м году началось – Генык (так его друзья звали) без работы маялся. Жена его куда-то на заработки уехала и пропала без вести. Двое сыновей – 18 и 11 лет – оказались целиком на попечении вот такого вот бати. Старший уже самостоятельный и как-то сам по себе, младший в школу ходил, а больше от него ничего не требовалось.
Генык всегда хотел заработать. Поэтому он сдуру даже усердно штурмовал "белый дом" и прокуратуру, толкался у СБУ, требуя "признать требования трудового Донбасса", громко кричал на митингах "Референдум!" и даже стоял на Ясиноватском блокпосту с целью первым узреть наезжающих в Донецк "бандеровцев". Один раз за все про все ему заплатили что-то гривен 800, после чего он сильно разочаровался в политике и плюнув, ушел восвояси, то есть обратно в свой дом на Петровку.
А ситуация развивалась – и вовсе не туда как обещалось. И радужные перспективы блекли, и денег не было, а жить на что-то было надо.
В сентябре 2014-го старший сын уехал в Россию искать счастья и приехал воодушевленный и денежно удовлетворенный – работу нашел, обещали гражданство и все блага. Даже жилье бесплатное обещали, правда, не в Москве, а чуть-чуть за МКАДом, ближе к Хабаровску.
Тут Генык долго и не думал. Сын за отца дал рекомендацию – там согласились, и поехали мужики счастье свое ковать. Точнее, строить коттеджи и дворцы россиянам…
Стоит ли говорить, что реальность оказалась жестокой и непредсказуемой? Таких как Генык и его сын, с донецкой пропиской в украинском паспорте, там оказалось человек полтораста. И все понимали, что конкуренция, что денег, получается, будут платить меньше, потому что людей больше, что придется доказывать, кто тут главный, а кто на побегушках.
Кое-как рассовали новоявленных трудяг по участкам – и пошло-поехало. В режиме 24/7. Без выходных и праздников. Первую зарплату ждали два месяца, получили – и долго не могли понять, зарплата это или однодневное пособие на ребенка. Ни гражданством, ни каким-нибудь видом на жительство даже не пахло. Жилье, правда, предоставили – в том же коттедже, что и строили.
Среди рабочих началось брожение, ситуация накалялась. Все на нервах, малейшее слово приводило таких конфликтам, что полиция выезжать боялась.
Однажды и случилось то что случилось: жесточайшая бойня, уже никто не помнит, кто первый начал и из-за чего. В ход пошли ножи, пилы, топоры…
И Геныка убили.
"Получается, из-за меня он погиб, – безучастно говорит сын. – Я его привел".
В тот же день старший сбежал. Кое-как нашел другие бригады, поприличнее и подальше от прежних. Работает на стройках без выходных и за зарплату вдвое меньше чем у местных. В Донецке бывает наездами раз в год.
Младший остался один – слава богу, нашлась какая-то бабушка, пожалевшая внука. Выживают на ее пенсию в 4000 рублей. Мальчика суд признал сиротой. Раньше ему помогал фонд Ахметова – продуктами, поездками в летние лагеря, но вот уже полтора года как нет в Донецке фонда, нет и продуктовой помощи. А пенсия все та же – 4000.
…Тело Геныка сыну не отдали, где он похоронен – неизвестно. Иначе, говорит, поставил бы памятник. Из таких, что отец умел делать.