Организованный террористами взрыв на борту российского пассажирского самолета в Египте и террористические акты в Париже вызвали ощущение возможности "неизбежного" сближения России и Запада с целью борьбы с глобальным террором. Приём, оказанный Путину на саммите G-20 в Анталье, заставил заговорить об этом не только российские, но и зарубежные СМИ, а назначенная на 26 ноября встреча Путина и Олланда создает иллюзию того, что Франция "вразумит" Европу, и та, объединившись со "старой доброй" Россией, начнет своего рода "новую разрядку" после очередного раунда "холодной войны". Однако я не склонна предаваться мечтаниям и надеяться на то, что совсем скоро отношения между Европой и Россией окончательно наладятся.
В первую очередь, России не стоит переоценивать роль Франции как союзника в разрешении сирийского кризиса. Нынешняя заинтересованность Франции в создании антитеррористической коалиции во многом конъюнктурна и к тому же продиктована нежеланием большинства стран-членов НАТО впутываться в заранее проигрышную войну. Так, Соединенные Штаты, официально придерживающиеся с 2009 года концепции smart power, открыто называют возможный ввод сухопутных сил в Сирию "ошибкой", и говорят о том, что готовы поддержать Францию и Россию лишь авиаударами по Исламскому государству. Великобритания, хотя и не исключает своего участия в коалиции, готова на данный момент лишь на тыловое обеспечение французских войск. Резко отрицательное отношение к возможной коалиции с Россией выражают страны Прибалтики. Нечеткими остаются позиции Германии и Италии, которые заявляют о возможности своего участия в расширенном составе коалиции.
Во-вторых, Россия на сегодняшний день желает не только оказать возмездие исламистам, но и совершенно четко укрепить свое военное присутствие в регионе Ближнего Востока (уж больно это напоминает позицию США в отношении Афганистана!). Однако в этом она вряд ли найдёт понимание и одобрение у все тех же европейских государств, большинство из которых, как и Франция, не поддерживают Асада; у Соединённых Штатов, которые имеют свои планы борьбы с Исламским государством и, соответственно, своё видение пост-асадовского и послевоенного Ближнего Востока; и, вероятно, у Турции, давно уже вынашивающей планы единоличного лидерства в регионе, что подтверждает и уничтожение российского Су-24. Поэтому, даже если антитеррористическая коалиция и сложится, ее жизнь будет недолгой, а противоречия, которые проявится в период её существования, могут омрачать отношения "союзников" и после того, как из союз останется достоянием истории.
В-третьих, памятуя о сроках проведения антитеррористических операций в ближневосточном регионе и об их потенциальных издержках, следует осторожно относиться к перспективе долгой вовлеченности России в гражданскую войну в Сирии. Вмешательство стоит денег, а экономическое положение России оставляет желать лучшего; кроме этого, нужно учитывать, что важным фактором, облегчившим Путину поддержку россиян, была удалённость военных действий от самой России (даже тот же разбившийся самолёт не вызвал и десятой доли той реакции, которая в свое время последовала за, скажем, взрывами домов в Москве или захватом театрального центра на Дубровке) – и если в Москве или Петербурге повторятся парижские события, то отношение россиян к операции может и измениться.
В-четвёртых, несмотря на уже свершившиеся теракты и угрозу новых, Европа – как я уже отмечала – не отказывается от заранее озвученной позиции относительно пребывания Асада у власти. Британия, Франция и другие члены Европей-ского Союза не устают говорить о своей поддержке умеренной сирийской оппозиции и о необходимости формирования в стране режима, в большей мере учитывающего интересы широких кругов населения. Слышны даже заявления о том, что Асад представляет не меньшую угрозу сирийскому народу, чем Исламское государство. Россия же пришла в Сирию (по крайней мере формально) именно по его просьбе и не готова "сдать" "единственного легитимного представителя сирийского народа" и окончательно испортить свою репутацию как надежного партнера в глазах Сирии и Ирана. В условиях же, когда отсутствует доверие и интересы стран разнятся, невозможно создать прочную коалицию.
В-пятых, Кремлю не стоит ожидать, что на фоне террористической угрозы Европа будет готова "сдать" Украину, хотя бы потому что DCFTA по состоянию на 20 ноября текущего года ратифицировали все страны-члены Европейского Союза, да и Брюссель официально не признает положительных сдвигов в исполнении пунктов Минских соглашений, от чего и зависит ослабление (снятие) антироссийских санк¬ций. Формально сроки исполнения Россией своих обязательств по этим соглашениям истекают в конце декабря, и вряд ли и в Киеве и в Москве предполагают, что они бу¬дут выполнены – поэтому данный вопрос несомненно начнёт вновь "омрачать отно¬шения" между Россией и Европой уже очень скоро. Кроме того, никто из нынешних глав европейских государств и правительств не позволил себе забыть об аннексии Крыма, так что "раздражающий фактор" в отношениях между Европой и Россией останется еще надолго. Россия, нельзя не отметить, начинает допускать подвижки в ряде вопросов – таких, например, как готовность реструктурировать украинский долг в размере 3 млрд. долларов, в то время как ни Европа, ни США кардинально не сменили свой подход к данной проблеме. Москва, таким образом, пытается нащупать "точки соприкосновения" с Европой, хотя последняя в украинском вопросе почти не идёт на сближение.
Всё сказанное свидетельствует, что в отношениях между Россией и Европой ничего существенного не изменилось. Не появилось и того пресловутого "уважения к России и ее интересам", которое Путин требовал для восстановления дружеских отношений между Россией и Западом – и поэтому о реальном сближении некогда "стратегических партнеров" говорить пока преждевременно.