"Ек-макарек", – смешно говорила моя колега. Пять лет мы работали вместе, четыре года назад я видела ее последний раз, а фразу помню. Такие смешные отсылки к памяти без всяких логических цепочек. Люди, как разорванные бусы – рассыпались по всему свету. Я не знаю, хорошо это или плохо – не сказать однозначно. В мае прошлого года я решила позвонить своему давнему приятелю. Разыскала его номер, услышала такие знакомые и полные надежды вибрации голоса. Мой номер был ему незнаком, но по этим полным надежды ноткам было понятно, что в каждом звонке с незнакомого номера он ждет предложений от работодателей. "Ты…", – прозвучало даже слишком разочарованно. А потом как это часто бывает краткий экскурс о том, где был он с семьей и его родители летом 2014 года.
Вечная тема ненаписанного сочинения для всех луганчан. Долгий болезненный рассказ о снаряде, которым выбило стекла в их съемной квартире, о том, как он выскочил в коридор и как испугались его девочки, а потом они спали все вместе в коридоре – единственном месте без окон. Долгий тягучий рассказ о том, как это было тяжело, тяжело было выезжать и тяжело возвращаться, тяжело жить и безрадостно смотреть в будущее. Квартира без стекол, жизнь без будущего. Я откровенно жалела о своем решении позвонить. "А вы там как? Слышал, у тебя маленький сын? Выезжали?" "Нет, были в Луганске все лето. Но нам не понравилось…" Он хохочет, впервые за наш разговор. Никакого оптимистического конца беседы. Он знает, что поводов звонить ему мне нет, а когда у собеседника нет поводов жаловаться не интересно.
А у меня нет поводов жаловаться на жизнь. Есть и у меня свои черные пятницы, когда дни чернее ночи и нужно срочно рассказать все кому-то, но утро вечера мудренее, и я давно знаю, что утро субботы обычно бывает не таким унылым. А мой приятель рассказал забавный эпизод. Его давно ставшие чужими родители выехали, как и многие, в то лето. Выехали к родне, но родственники, с которыми до этого были шатко-валкие отношения с редкими телефонными звонками, отнеслись к этому визиту странно – как к бессрочному отпуску, и помогать ничем не стали. Пожилые родители моего друга в кои-то веки начали делать что-то вместе – ходить клеить обои, чтобы найти хоть какие-то деньги на дорогу назад… Смешно и грустно. Побыли в отпуске, потеряли родню, нашли друг друга.
Я слушала его и понимала, что в жизни моего приятеля не было и не будет историй сильнее, чем истории про то лето и тот снаряд, который упал рядом с их домом, от которого погибли восемь человек, а его дочери выскочили в коридор из своих комнат белее стен. У многих так. Поэтому не хочется звонить и писать. Не хочется расспрашивать. Не хочется пускать кого-то в свою жизнь или врываться в чужую своими расспросами про то лето и жизнь сейчас. Каждый день как новая точка отсчета. "У тебя все хорошо?" "Хорошо" "Ну и хорошо. Есть дело, потому и звоню…" Друзья из прошлой жизни, с их тягучими расспросами о том, как нам здесь, как мы живем, и что сколько стоит, теряются навсегда. "Все хорошо. Относительно. Но то лето – я не хочу больше такого никогда".