Среди старинных домов на улице Чернышевской, 14, в Харькове расположилось красивое двухэтажное здание, признанное памятником архитектуры. В этом доме, построенном более 200 лет назад, работают люди, не понаслышке знающие о сохранности исторического наследия, — сотрудники Харьковского филиала Национального научно-исследовательского реставрационного центра Украины. Именно здесь все то, что мы можем увидеть в музеях, получает вторую жизнь. Над сохранностью истории трудятся почти 30 мастеров по реставрации металла и дерева, кожаных переплетов и ткани, икон и графики. При этом характерной чертой центра является командная работа, ведь чтобы довести до ума, к примеру, старинную музыкальную шкатулку, реставраторы создают целую группу из спецов по дереву и металлу. Один эксперт займется корпусом, второй — внутренней частью шкатулки. В конце концов, ни над одним раритетом не начнется работа, прежде чем планы не одобрят на реставрационном совете. И все это происходит под чутким руководством директора филиала — Тамары Бакум.
"С одной стороны, реставрация — это рукоделие. Но с другой — в ней важна химия и понимание того, к чему приведет процесс, — говорит Бакум. — Нет ни одного процесса, результат которого специалист не может гарантировать, потому что эксперименты над музейным фондом Украины не позволено делать никому".
Мастера строго следуют проверенным годами реставрационным методикам. По заверению Бакум, это целая наука, в которой не место проявлению своего творческого начала. Так что членам союза художников, которых немало в штате мастеров, приходится разграничивать свои творческие амбиции и требования к работе.
Один из таких талантов реставрационного центра — Артем Погребной, просторный кабинет которого представляет собой творческий хаос. Здесь и предметы вроде большой храмовой иконы XVIII века, в которые художник пытается вдохнуть новую жизнь, следуя строгой науке реставрации. Здесь же и личные картины мастера, рожденные в свободное от работы время. По его словам, своя территория для реставратора очень важна, потому что, как правило, он одновременно работает сразу над двумя-тремя заданиями и никогда точно не знает, когда закончит.
"Может, завершу икону в январе", — допускает Артем, но потом уточняет, что этот процесс может затянуться намного дольше.
Реставратор живописи Тамара Еременко на своем опыте знает, что иногда работа над картиной длится целый год. Но для экспонатов, с которыми приходится иметь дело нашим героям, год — это капля в море.
"У нас ведь бывают работы, которым по 300—400 лет, и ты понимаешь, что реставраторы вмешивались в нее уже минимум дважды. Ощущение того, что мы все не вечны, а эти работы будет созерцать еще не одно поколение людей, непередаваемо", — делится с нами Тамара.
Кстати, если через годы следующий реставратор картины "Тайная вечеря", над которой сейчас как раз "колдует" Тамара Еременко, вдруг захочет переделать что-то в работе коллеги, он с легкостью удалит с полотна все ее изменения. Ведь один из основных принципов современных реставраторов — возможность все вернуть в исходное положение.
СПАСЛИ ПОТИР И ОКИМОНО. В реставрационный центр памятники истории не всегда попадают из-за влияния времени: часто предметам требуется "скорая помощь", например из-за нарушений условий хранения. Такая участь постигла две внушительные по размеру окимоно из слоновой кости из Харьковского художественного музея, которые представляют одну из наибольших в Украине коллекцию этих произведений японского искусства. Из-за грибка статуэтки могли бы разрушиться, если бы не харьковские реставраторы.
"Пришлось отправлять пробы грибков в Киев, где сделали исследование и выяснили природу вредителя. Затем мы приступили к "лечению" окимоно: провели тщательную очистку и необходимую обработку, — вспоминает реставратор Светлана Ефанова. — Грибок этот заводится сам собой и развивается стремительно, если в месте, где хранят предмет, повышенная влажность".
Впрочем, случается и так, что памятникам истории просто не могут обеспечить надлежащие условия хранения. Показательный пример — серебряный потир из коллекции нашего Харьковского исторического музея, который во время войны пережил эвакуацию. По легенде, в вагон, где находилась чаша, попала бомба, из-за чего потир деформировался и даже потерял некоторые фрагменты. Спецу по металлу Сергею Омельнику удалось привести потир в экспозиционный вид, хотя восполнять утерянные фрагменты он не стал: это уже считалось бы непозволительной отсебятиной.
Вообще, все реставраторы, с которыми мы пообщались, отмечали важность сохранения стиля автора. Повредить его или добавить что-то свое — самые страшные преступления в их деле! Все реставраторы, с которыми нам удалось пообщаться обязательно отмечали важность сохранения пам’ятника в том виде, в котором его создал автор. Не навреди – один из принципов реставрации. С этой мыслью корреспондент "Сегодня" взял в руки шило и под микроскопом попробовал убрать ржавчину с археологической находки – фрагмента псалия, который в VІІ – VІ веке до нашей эры мог украшать конскую сбрую знатного скифского воина. Под руководством мастера удалось очистить несколько квадратных миллиметров памятника. Чтобы очистить фрагмент полностью, у нас, наверное, ушли бы месяцы.
"Если не поддается механической очистке, применяем другую методику, но убрать рыхлые и плотные наслоения на памятнике необходимо, чтобы предотвратить его дальнейшее разрушение", — поясняет реставратор призведений из металла Владимир Болотин.
Кстати, как заметила Тамара Бакум, археологические памятники в последние годы музеи передают на реставрацию целыми партиями: "За 25 лет, которые я руковожу организацией, такого интереса к археологии не было. Возможно, эта тенденция зародилась под влиянием сегодняшних реалий: украинцы, как никогда, интересуются своей историей".
ФАРФОРОВЫЙ МЕГРЕЛ ПО КРУПИЦАМ. В профессии реставраторов, как правило, не бывает простых задач, но в понимании обывателя каждая работа выглядит по-разному. Бывают реставрации, которые специалисты называют зрелищными, так как они поражают воображение простого зрителя. А бывает так, что реставратор выполняет очень трудоемкую работу, используя научный подход, но человек и не догадается, сколько усилий в нее вложил мастер. Один из таких научных трудов является гордостью реставратора керамики Юрия Никитенко. Скульптура "Мегрел", которую изготовили в 1914 году на Императорском фарфоровом заводе, попала к нему в виде 57 крупных объектов и множества мелких. На ее реставрацию ушло несколько месяцев, и поначалу было непросто даже понять, где у фарфорового мегрела спина, а где живот. "Собирать было сложно, ведь малейший сдвиг даже на какие-то сотые миллиметра внизу приводил к тому, что уже в верху не садилась голова. Но ничего подрезать или подтачивать мы не имеем права", — вспоминает Никитенко о, возможно, самой сложной своей работе. В итоге, статуэтку хоть и с четвертой попытки, но все же удалось собрать. И теперь "Мегрел" снова украшает экспозицию Сумского областного художественного музея
Табу на ножницы, цена каждой нити и "изюминка времени"
В отделе реставрации ткани корреспондент "Сегодня" наблюдал за тем, как мастерицы работают над сорочкой выдающегося харьковского писателя Петра Панча. Почти 100-летний мемориальный предмет одежды долгое время портился в Валковском музее, на малой родине писателя, пока не попал в умелые руки Натальи Тищенко и Александры Загоруйко.
"Сорочка была долго в экспозиции и начала гнить из-за ненадлежащих условий хранения, — рассказывает Александра. — Пока занимаюсь укреплением волокон, чтобы сохранить материал, а затем с помощью специальных методик буду устранять пятна".
Мастерицы замечают, что ткань органическая, поэтому методики работы с ней используют наиболее щадящие, которые не приведут к разрушению материала. Показательный пример тонкой ручной работы реставратора — часть шелковой плащаницы с ликами святых.
"Шелк с годами приобрел вот такой вид. Все это мы будем аппретировать, укладывать, подбирать ткань такого же цвета и придавать целостность предмету. При этом мы вовсе не можем пользоваться ножницами, каждая ниточка должна быть сохранена", — поясняет Наталья.
Не менее сложные задачи приходится решать и Наталье Черной — асу по реставрации графики и документов. Ее стихия — все, что сделано из бумаги, с чернилом и краской. К примеру, грамота Мелитопольского отдела Российского товарищества защиты животных, выданная в 1905 году, попала в руки специалиста разорванным на четыре части. Покинет же стены реставрационного центра документ в том виде, в котором его издали.
"Я восполню недостающие фрагменты с помощью приготовленной бумажной массы с клеем. Чтобы соединить части, необходимо края бумаги заточить так, чтобы было видно лишь под микроскопом. Затем я наклею предмет на новый лист бумаги и положу на неделю под пресс, после чего останется сделать тонировку", — рассказывает о рабочем процессе Черная.
По ее словам, основная сложность заключается в том, что после восстановления предметы многолетней давности выглядят как новенькие. Поэтому мастеру еще следует поломать голову над тем, чтобы придать "изюминку времени".
Мечты о базе данных, чтобы сохранить автора
Восстановление столярных соединений, укрепление трещин рассыхания, восполнение утрат — такие термины в отделе реставрации деревянных изделий звучат постоянно, и этот вид реставрационного мастерства считается едва ли не самым сложным. Специалист с многолетним стажем Владимир Проскуряков ежедневно сталкивается с деревянными скульптурами, необычными стульями и столами. И эта работа вряд ли когда-нибудь перестанет его удивлять, особенно если в руки мастера попадает предмет из числа музейных экспонатов.
"Всегда вспоминаю одну из самых трудоемких работ — французский антикварный стол, сделанный в 1881 году и побывавший за это время на многочисленных выставках в странах Западной Европы, — говорит Владимир. — Сложность была в том, что приходилось восстанавливать геометрию растресканной столешницы. Ко всему прочему, это очень тонкая работа, ведь важно было, как мы выражаемся, "не залезть на автора" и вовремя остановиться".
Каких-либо данных, которые помогли бы определить изначальный вид стола, у реставратора не было, зато в итоге у Проскурякова получился не только приведенный в порядок музейный экспонат, но и подробный паспорт на десятки страниц, где до мелочей указаны все проведенные работы.
"Хотелось бы, чтобы когда-нибудь появилась всеукраинская база данных, в которой будут указаны все музейные коллекции, и к ним бы прилагались реставрационные паспорта. И тогда у специалиста, который спустя много лет снова возьмется за этот французский стол, будет бесценная информация, позволяющая и облегчить его труд, и сохранить автора", — мечтает Владимир Проскуряков.
К слову, результат работы неизвестного французского мастера XIX века и последующей реставрации харьковчанина можно увидеть в Сумском художественном музее.