Фото Мамука Мамулашвили / Facebook
С командиром "Грузинского национального легиона", который выступил в защиту Украины во время конфликта на Донбассе, мы встретились в Киеве. Мамука Мамулашвили, его заместитель Шота и один из бойцов Валерий рассказали о том, почему решили участвовать в войне на Донбассе, в чем видят самую большую несправедливость и почему в боях нельзя поддаваться жестокости.
"Ой, а тут двор совсем как в Тбилиси, – зелено, дети вон играют", – с нескрываемой радостью заявляет, заходя с балкона в комнату Шота. Мы улыбаемся ему в ответ.
В комнату действительно доносятся детские голоса: скрытые от нас цветущим абрикосовым деревом, дети играют в мяч.
Шота только с передовой. В мирном Киеве всего несколько дней. В один из которых – отпевание на Майдане побратима и отправка его гроба домой. В тот Тбилиси, где также зелено и играют дети.
Он – из "Грузинского легиона". Добровольцы, которые пришли Украине на помощь. Мамука – командир и Шота – его заместитель, тут уже почти год. Валерий всего пару месяцев. Мне хочется очень многое у них расспросить: где стояли, как воевали, что там с мирным населением и – будет ли Путин идти дальше. Но тут – весна, играющие дети, на столе обед… И каждый раз, переводя тему с мира на войну, я осекаюсь.
На шевроне легиона – волчья голова с красными глазами. "Это потому, что персы называли грузин волками – гуржи, за то, что действовали небольшими группами", – поясняет мне Мамука.
Соавтором дизайна шеврона был Александр Григорашвили, погибший на Востоке Украины одним из первых. "Мы ему идеи подавали, а он рисовал. Голова волка символизирует грузин, щит, на котором она расположена – флаг Украины, на лбу волка полная карта Грузии, когда еще Абхазия и Грузия не была оккупирована Россией, – продолжает ликбез Мамука. – Грузинский легион уже существовал в грузинской истории – во время немецко-советской оккупации, это был аналог бандеровцев. Мы его таким образом воскресили".
Из наших смартфонов льется музыка. Как иллюстрация к обеденной беседе. "Океан Эльзы" и Нино Катамадзе, детские "Крылатые качели" сменяет Вивальди, перемежаясь с песнями из Мимино, грузинской колыбельной и Арсеном Мирзояном. Но подпевают они лишь трем мотивам: грузинской народной песне, Джону Леннону и гимну Украины.
Шота вспоминает про бабушку-украинку. Мамука – про то, как в декабре 2013-го возглавляемая им команда по смешанным единоборствам посвятила третье место стоящим на Майдане украинцам. Сам на Майдан он так и не попал: его просто не пропустили на украинской границе.
"Посвящая победу Украине, ты, наверное, не предполагал, что придется за Украину рисковать жизнью?", – интересуюсь я. "Я знал, что рано или поздно буду тут. Был уверен, что Майдан победит: не было еще в истории человечества случая, чтобы такая масса солидарных людей не победила. Но я понимал и сценарий, по которому будут развиваться события, что победой революции дело не закончится, и Россия не остановится…". Разговор постепенно переходит от мира к войне: "Главное, что мне не нравится в войнах, – это несправедливость. В данном случае, мне не нравится несправедливость со стороны России. Русские воины никогда не внушали уважения на Кавказе, – продолжает Мамука. – О воинах можно судить по тому, как они обходятся с пленными. Это очень важный фактор, чтобы понимать, народ воин или нет. Мое субъективное мнение, но думаю многие с ним согласятся: русские - это не воины", – продолжает Мамука.
Позже, "погуглив" информацию о Мамуке, я понимаю, почему он говорит о плене: в 15-летнем возрасте во время конфликта в Абхазии, он убежал на войну, и вместе с отцом – грузинским генералом – провел в плену 3 месяца.
— Ты тут почти год – были ли моменты разочарования или сожаления, что приехал в Украину?
— Я всегда ощущал поддержку украинского народа. Но были моменты, когда я расстраивался из-за политики по отношению к нам. Прошел год, а нам до сих пор не дали никакого статуса. Я не могу сказать, что это унизительно, но все же власти могли бы обратить на нас какое-то внимание…
Фото: Мамука Мамулашвили / Facebook
— На Востоке воюют, Киев живет своей параллельной праздной жизнью: не раздражает ли такой контраст? В Грузии тоже так было во время военных конфликтов?
— Грузия по масштабам гораздом меньше, чем Украина, и война там всегда чувствуется. Здесь – да, очень большое расстояние между войной и миром, во всех смыслах. Иногда это удивляет, иногда возмущает. Думаю, сейчас время, когда украинцам нужно консолидироваться и бороться всем вместе.
— А какое проявление вызывает наибольшее непонимание?
— Множество людей все еще не поняли, насколько непредсказуемый и коварный враг Россия. Они все еще пребывают в заблуждении, что можно наладить бизнес и т.п. Россия никогда не будет цивилизованно относиться к соседям, всегда будет тянуть в свое болото. Путин не смог бы проводить свою имперскую политику, если бы не было такой поддержки внутри страны. Так что большая часть вины – не Путина, а тех, кто его поддерживает. Главный урок новейшей истории Грузии – это недоверие к России и подписанным ею правовым документам. Увы, ни одно соглашение не соблюдалось, и это нужно понимать Украине.
— Когда эта война закончится?
— В ближайшем будущем. Мотивацией России была злость к другому народу за то, что он может жить лучше, чем они. Эта злоба иссякает, а мотивации продолжать – нет.
— Можно ли к войне привыкнуть?
— Человек не создан для насилия, это для него неприродное состояние. Привыкнуть к войне невозможно. Можно как-то адаптироваться, но это неизбежно сказывается на психике, потому что человек создан Богом для добра. Все, что неестественно, противоречит сути человека. Война – одна из самых плохих вещей, выдуманная им самим….
— Что сделать, чтобы сохранить психическое равновесие на войне?
— Говорят, что на войне побеждает максимально жестокий человек. Но это не так. Надо сохранить свою человечность и исходя из этой человечности, будет легче воспринимать то, что ты сделал на войне. Ведь независимо от побуждений, человеку не свойственно убивать другого человека. Главное, не поддаваться волне жестокости и делать столько хорошего, сколько это возможно в состоянии военных действий. Это единственное, что может хоть как-то сберечь часть психики, которая очень восприимчива к убийству другого человека.
— С чем у тебя ассоциируется мир? Что ты представляешь в наиболее трудные моменты, когда есть риск для жизни?
— У меня это связано с религией, с православием. Когда речь идет о жизни и смерти человека, все мысли и эмоции связаны с Богом. О другом я думать не могу.
— Ты говоришь о человечности, но на войне есть противник, который стреляет в тебя…
— Есть моменты, когда ты мотивируешься тем, что спасаешь другого, убивая одного человека. Примитивно говоря, убиваешь злого, чтобы спасти доброго. Надо всем найти свой подход и понять, почему он воюет. Мотив. Если у тебя есть мотив, почему ты воюешь – есть оправдание, почему ты это делаешь. И будет немножечко легче. Россиянам очень трудно адаптироваться – они не знают, за что воюют на Донбассе. А самый жалкий человек – воин без идеологии. Войны российской империи были без идеологии: солдаты не знали, за что умирали, их мотивировали всегда чем-то ненатуральным.
— Или заставляли…
— Я не думаю, что можно заставить человека убить другого человека. Разве что из корыстных целей, за деньги. Но такой человек в критический момент – трус. Ему не за что умирать. Не за что убивать, нет, а за что умирать. И его всегда жалко.
— Сформулируешь свою мотивацию?
— То, с чего мы начали разговор, – несправедливость. Она – побуждающий мотив у многих грузин, которые со мной. Несправедливость, которая происходит здесь, и которую они прошли на себе. И она настолько сильна, что многие грузины не могут простить себе, что не вмешиваются в конфликт. Если дать волю грузинам, их приедет на фронт не меньше, чем украинцев. Единственное, что сдерживает, – у нас нет никакого статуса, нам даже оружие сложно найти. Так что мотивация у нас сильна: мы и спасаем братьев, и боремся с несправедливостью. Хочу подчеркнуть, что ни один человек из наших не брал тут ни копейки. Они бы никогда не прикоснулись к оружию с корыстью.
Пока мы беседуем, в доме выбивает пробки. "А у нас в 93-м вообще света не было – на час–два в день давали, – вспоминает Валерий. – И газа не было. А за хлебом в 4 утра занимали, по 2 буханки в руки… Они думали, что мы откажемся от независимости, но так не случилось"… В тон разговора показываю ему на телефоне фото мангала, крайне напоминающего кремлевскую стену. "Не, Кремль разрушать не надо, пусть стоит, – улыбается он. И вообще – пусть живут, как хотят. Только нас не трогают".
Говоря "нас", он не делит на грузин и украинцев. Сегодня для них это общее понятие, с общей угрозой и верой в общую победу.