А.Лесик
Евгений Ганелин родился в семье историков. Его отец — член-корреспондент Академии наук, а мама — преподаватель истории. Родители мечтали, что сын тоже пойдет по их стопам. Однако Женя выбрал профессию актера. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Работал в театрах им. Ленинского комсомола, "Молодежном". Потом – театр "Хамелеон". Ведущий актер театра им. Комиссаржевской. Сейчас Ганелин снимается в кино, работает в театре, преподает в питерской актерской академии, и даже написал диссертацию о самодеятельном театре. Все успевает и не жалуется. Со своей будущей женой Юлией Евгений познакомился в Одессе в 1987 году, когда был здесь на отдыхе. С тех пор они вместе. Сын Евгения Ганелина – семнадцатилетний Саша, сейчас должен поступать в театральное училище, но папа против. Говорит: не уверен в таланте и выдержке сына, и очень волнуется, чтоб он не опозорил отца.
— Евгений, у вас ведь особое отношение к Одессе, с чем это связано?
— Я называю себя "одессит со стажем", когда-то тут жили мои родственники, которые потом, как и многие другие, уехали в Америку... Но даже сейчас я ловлю себя на мысли, что иногда в Одессе чувствую себя лучше, чем дома, в Питере. Конечно, нельзя не заметить, что люди здесь очень изменились и, к сожалению, осталось мало той Одессы, которая была раньше, тех свободных художников, как, например, Иосиф Островский, да и меньше тех одесситов, которые собирались на кухне и обсуждали какие-то премьеры, спектакли ночи напролет. Все изменилось... Хотя, с другой стороны, возможно на меня действует мой возраст, и то, что нам нравилось в юности, сейчас попросту вызывает другие эмоции. С возрастом все больше понимаешь, как Одесса "обшарпанна", как, впрочем, и Питер — стены красят, фасады приводят в порядок, а внутри все уже давно сгнило. Конечно, одесская архитектура ни с чем не сравнима, разве что с моим родным Петербургом или, допустим, с испанской Барселоной – легкая, воздушная.
— Вы знаете о том, какие страсти бушевали недавно вокруг памятника Екатерине, на ваш взгляд, этот монумент стоит того?
— Судя по фото, раньше этот памятник был лучше. Но это законно для любого новодела, тем не менее, он, конечно, внушает. А что касается баталий, которые происходят вокруг него, то мне это нравится. Потому что у нас в России все тихо, все хорошо, единая страна, телевизор можно уже не включать... А здесь кипит жизнь, есть за чем следить — и это радует! Я был в Одессе на следующий день после открытия памятника и общался с людьми, которые "за" Екатерину и "против". И те и другие меня угощали пивом, и быстро при этом переключались на другие темы, поэтому большой политической подоплеки я тут не вижу. Люди здесь теплее, южнее, мягче.
— Кого вы играете в "Колечке с бирюзой"?
— С большим удовольствием играю доктора-еврея. Помню, как ходил в одну одесскую клинику, когда у меня разболелся глаз, и услышал, как доктор ругал сестру-хозяйку, не постелившую ему на лежанку, где он осматривал больных, чистую простынь. Он обращался к ней на "вы" и говорил так важно, растянуто: "Ольга, Вы – старая хрычевка". Это мне показалось как-то безумно по-одесски уважительно и одновременно так унизительно! Сейчас я вернул эту "старую хрычевку" и вставил в свою речь — ругаю этим выражением медсестру, которую играет замечательная актриса Ольга Матешко. Я ей так и говорю: "Нина, Вы – старая хрычевка, дайте девочке новый халат".
— А какие приемы используете для того, чтобы сродниться с новой ролью?
— Сразу влезть в шкуру своего героя не могу. Я всегда, когда хожу к врачу или попадаю в милицию (смеется), не волнуйтесь, попадаю из добрых целей – просто выступаю перед правоохранителями. Так вот, я наблюдаю за их манерами, поведением, разговором. Пытаюсь подслушать их профессиональный сленг и потом имитирую. Так, например, я никогда не знал, как режет хирург. Когда меня оперировали, я потихонечку следил, как дышит врач, как медсестра спешит промокнуть ему лоб. Тогда я отметил для себя важные мелочи, например, как надо обращаться к сестре, чтобы не отвлекаться от того, что ты делаешь с пациентом.
— Наверное, ни одна съемка не обходится без каких-то форс-мажоров?
— Когда я снимался в фильме "Ситуация-202", было очень холодно, где-то минус 35 градусов! — съемки проходили в шахтах Харьковского метро. Даже камера могла работать только минут пять, потому что инеем покрывался объектив. Мы же замерзали так, что "греться" водкой — и то было бессмысленно. Тогда наши костюмерши набросали на пол шахты одеяла, на которые мы ложились сразу же после отснятых дублей. Женщины-костюмерши укладывались на нас сверху и просто грели своими телами. Если бы наши жены увидели эту картину, нам бы явно не поздоровилось! Второй забавный случай произошел в Киеве. Я все время слышал вокруг украинскую речь и попросил ассистентку, чтоб она мне перевела текст сцены на украинский язык. И вот во время репетиции, когда режиссер говорит: "Начали", я, никому ничего не сказав, начинаю работать на "мове", а, закончив монолог, заявляю: "Требую всім підвищувати рівень майстерності!". Вот тогда от смеха всех буквально "порвало на части". На самом деле, во время съемок обязательно должны быть такие эмоциональные разрядки.
— Есть у вас "нелюбимые" фильмы?
— Если честно, терпеть не могу "Ночной" и "Дневной" дозоры. Считаю эти фильмы абсолютно бездарными. Ни в коем случае не хочу обидеть режиссера, но вот одновременно с ними в Москве вышел в прокат "Турецкий гамбит", который вполне можно назвать моим любимым. Или, например, фильм "Кукушка", где задействовано всего три актера, — вот настоящее произведение искусства. Не люблю ужасы. Не знаю, кто их смотрит.
— Евгений, вы, наверное, посещаете в Одессе какие-то рестораны?
— Я вообще-то предпочитаю домашнюю еду. Моя жена прекрасно готовит, да я и сам люблю. Готовлю украинский борщ, грузинские блюда: ченахи, лобио. Но самое любимое — это фаршированная рыба. Причем холодная — карп, но без свеклы. А вас бы я угостил яичницей с помидорами и колбасой, в моем исполнении — пальчики оближете.