Юзовка. 1892 год. Юзовские шахтеры и металлурги жили в жутких бараках, по 50—80 человек
ХОЛЕРА ИЗМЕНИЛА ЮЗОВКУ
Холерный бунт — самое знаменитое выступление народных масс в дореволюционной Юзовке. Эдакая пугачевщина в привольных донецких степях. Холерный бунт начался 2 августа 1892 года по нескольким причинам, сошедшимся в одно время в одном месте. Причиной номер один стала страшная эпидемия холеры в бурно развивающейся Юзовке. Характерно, что к концу лета она уже пошла на спад. В храмах священниками даже были объявлены благодарственные молебны по случаю избавления от грозной беды. Но, увы и ах, было уже поздно! К тому моменту переживания трудового народа достигли критической точки, и в избавление поверить было трудно, особенно после огромного количества смертей, случившихся в Юзовке за последние месяцы. Сказать, что состояние медицины и санитарии в поселке оставляло желать лучшего — значит, не сказать ничего. Оно было катастрофически ужасным. Будущий знаменитый писатель и уже тогда гуманист Российской империи Викентий Вересаев в начале 90-х годов XIX века работал в одной из рудничных "больничек". Он оставил душераздирающие записки, где представил многочисленные свидетельства (в том числе и графические) нехватки лекарств и дефицита лечебных площадей.
Тогдашняя "научная" медицина с холерой справиться была не в состоянии. Народные средства давали иногда куда лучший эффект. Отсюда — тотальное недоверие простого народа к лекарям. Оно наложилось на общее недовольство жизнью в грязном поселке, скотскими условиями труда плюс (и это был немаловажный фактор!) — нелюбовь к евреям, которые к тому времени уже укоренились в юзовском бизнесе и в питейных заведениях, в которых шахтеры и металлурги оставляли последние копейки. Стихийный антисемитизм проявился с первых же часов "холерного бунта". Началось все вдруг — в Новом Свете, возле Базарной площади. Кто-то предложил разобраться с врачами, которые "морят народ". Более прагматичные предложили сначала разобраться с евреями-лавочниками. Их заведений в Новом Свете было — пруд пруди. И начались погромы…
Бунт продолжался два дня, перекинулся с Нового Света на Ларинку. В конце концов присланное военное подразделение рассеяло смутьянов. Да и подогревать энтузиазм стало нечем — разгромили все питейные заведения, какие только могли, в том числе знаменитый кабак Дронова под непонятным названием "Бювет".
В общем, "холерный бунт" испустил дух, не дав никому из его участников желанного облегчения. Тех бунтовщиков, вина которых была очевидна, подвергли экзекуции ("Небу было жарко, так пороли. Стон стоял на площади. До полусмерти, как в доброе старое время"). Осенью в Мариуполе состоялся суд, приговоривший четырех самых отъявленных смутьянов к смертной казни. А всего "по делу" пошло 81 человек, и все понесли какое-то наказание. В общем, юзовскому пролетариату "холерный бунт" не принес, как говорится, ничего хорошего, кроме плохого. А вот для Юзовки он оказался переломным событием. Возмущенные массы спалили чуть ли не половину домов в Новом Свете. В последовавшие месяцы центр города был отстроен фактически заново. По мнению начальника отдела донецкого краеведческого музея Жанны Крыжной, с 1892 года можно вести отсчет той городской застройки, которая сформировала лицо старой Юзовки. Конечно, линейная планировка была применена раньше. Но на ее заполнение "холерный бунт" повлиял очень сильно. Бессмысленный и беспощадный, он, как это ни парадоксально, изменил город к лучшему.
ХБК ПОДАРИЛ ДОНЕЦКУ МИКРОРАЙОН ТЕКСТИЛЬЩИК
Текстильщик. Этот микрорайон сегодня — настоящий город в городе
ХБК (хлопчатобумажный комбинат) — предприятие советской легкой промышленности, давшее начало целому донецкому микрорайону. Комбинат открыли 19 мая 1972 года. Тут же, на южной окраине Донецка рядом с Петровкой, построили камвольно-прядильную фабрику. Для работы на предприятиях приехал избыток ивановских ткачих. А чуть позже, когда оказалось, что русскоязычного контингента для обслуживания новых предприятий недостаточно, сюда привлекли вьетнамских товарищей. Для них построили два общежития — и азиатские "остарбайтеры" обосновались на краю Донецка. Как оказалось, надолго. В конечном итоге, рядом с двумя гигантами легпрома возник микрорайон, заселенный дончанами, не имевшими никакого отношения к текстильному делу. Здесь получали квартиры рутченковские шахтеры, работники коксохимзавода и просто хорошие люди. Но из-за близости ХБК микрорайон получил название Текстильщик. Уже в украинскую эпоху здесь возник крупный торговый конгломерат с рынками и магазинами, улучшилось транспортное сообщение — и Текстильщик из супердальней окраины превратился в довольно удобный для проживания район…
ХАЛДЕЙ СНЯЛ ЗНАМЯ НАД БЕРЛИНОМ
Летописец с "Лейкой". На фото Халдея — целая эпоха
Халдей, Евгений Ананьевич (1917—1997) — выдающийся советский фотограф, родившийся в Юзовке. В родном городе Халдей прожил до 19 лет, пока не начал работать корреспондентом "Фотохроники ТАСС". То есть, главная слава его была связана уже с другими местами. Но личность его сформировалась здесь. И на ее развитие больше всего повлияли два момента: смерть матери во время еврейского погрома 1918 года (маленький Евгений этого помнить не мог, но подробности трагедии в семье пересказывали, и мысли о ней не оставляли Халдея всю жизнь), и позже — знакомство с соседом, державшим один из фотосалонов на Первой линии (по некоторым сведениям — на месте нынешнего дома №47). Бывая в этом заведении, помогая соседу промывать и сушить снимки, Халдей полюбил фотографическое ремесло так, как любят только дело всей жизни. Путь в фотографы получился слегка извилистым, и дело было так. В 1931 году, чтобы снискать хлеб насущный, молодой Евгений пошел работать чистильщиком в паровозное депо. Труд был адский, но "рабочая карточка обеспеивала пайку в 800 граммов хлеба в день. К тому же, работа открыла новые финансовые и творческие возможности. Халдей в рассрочку приобрел фотоаппарат "Фотокор-1", как пишет в статье о Халдее исследователь его жизни В. Стигнеев. Аппарат был очень хороший, с его помощью можно было уже делать интересные вещи. Халдей начал снимать рабочих депо. Один из этих кадров был взят в многотиражную газету. Так началась большая карьера… Халдей добился головокружительного успеха. К 20 годам он считался лучшим фотохроникером Донбасса, дважды подряд побеждал на вседонецких выставках. Региональный уровень он явно перерос — и уехал в Москву. Через несколько лет Халдея узнал весь Союз благодаря военным фотографиям, и прежде всего — снимку с крыши захваченного Рейхстага. Он жил и умер в Москве, но в интервью всегда говорил о себе как о "парне с Юзовки"…